"КОРОЛИ" И "СОЛОВЕЙ"

"Я точно помню дату нашего знакомства с Аллой. 26 мая 1978 года", - улыбается Евгений Болдин.
Он из тех мужчин, которые, кажется, уже родились в дорогом пиджаке и галстуке. Высокий, красивый, респектабельный.
К моменту встречи с Пугачевой Болдин работал директором программ фестивального отдела Росконцерта. Того самого отдела, куда считали незазорным ходить "на поклон" все звезды советской эстрады. Причем Евгений Борисович оказался там самым молодым сотрудником.
Когда в Росконцерте в стал в опрос о том, чтобы взять к себе Пугачеву, кто-то предложил заняться этим именно Болдину. Алла к этому времени уже успела основательно поругаться со всеми начальниками Москонцерта и - что самое неприятное - с тамошней партийной организацией. Этот конфликт имел психологическую и финансовую подоплеку. Пугачева уже стала несомненной эстрадной звездой, но в Москонцерте с большим трудом и неохотой реагировали на ее стремительно изменявшийся статус. Долгое время за сольный концерт она получала унизительную ставку 14 рублей 75 копеек. Затем, в результате непрерывной борьбы, ее чуть повысили до 17 рублей, потом до 19-ти, но дальше планки в виде 21 рубля 50 копеек тариф уже не поднимался "В Росконцерт она пришла уже как звезда, - говорит Болдин, - поэтому все эти вопросы решать было гораздо легче".
Итак, Евгений Борисович приехал к Алле в Вешняки. Они просидели на кухне три часа, немного выпивая и обстоятельно беседуя о будущей совместной работе.
"Нам хватало о чем беседовать, - говорит Болдин. - У Аллы не было тогда ни своего коллектива, ни своего звукорежиссера, ни своего костюмера, ни своей аппаратуры - ничего не было. Все это она должна была получить в Росконцерте". Справедливости ради надо сказать, что на самом деле коллектив у певицы был. Но формально он ей не принадлежал. С 77-го года она работала с ансамблем "Ритм", "прописанном" в приличном удалении от столичной эстрады - в Харьковской филармонии. (Тогда украинское "подданство" не имело значения.)
С городом Харьковом Аллу связывали особые отношения. В тамошнем Театре комедии в качестве администратора работала тетя Муся, которая была женой кого-то из родственников Аллиного отца. ("Типичная еврейка", - замечает Евгений Борисович Пугачев.) Алла была с ней очень слабо знакома, пока не оказалась на гастролях в Харькове. Тетя Муся с веселым провинциальным напором "набросилась" на дальнюю родственницу, и столичная звезда не только не отвергла ее притязаний, но наоборот -приняла с распростертыми объятиями. С тех пор тетя Муся стала очень близким для Аллы человеком. Она часто наезжала Москву и активно помогала Пугачевой в ее концертной деятельности. Но кроме этого, как уверяют те, кто хорошо знал обеих, "тетя Муся со своим здоровым и разудалым отношением к жизни имела для Аллы очень важное духовное значение. Она постоянно создавала какую-то атмосферу радости".
"Алле, с ее частыми внезапными депрессиями, - пишет Полубояринова, - был необходим рядом такой человек. Хотя и любимая тетя Муся иногда могла ей надоесть".
Именно тетя Муся, когда у Аллы случился сильнейший душевный кризис, разыскала для нее знахарку по имени Елизавета. Алла совершенно по-бабьи, по-деревенски предпочитала иметь дело с людьми такого рода, нежели с психологами или психотерапевтами. Например, в этом случае она была уверена, что ее "сглазили", поэтому медики бессильны. Елизавета жила в Рязанской области, в городе Сапожок и была женщиной совершенно безграмотной, но отзывчивой, так что слава о ее искусстве простиралась до Москвы. Тетя Муся сперва съездила одна, поговорила со знахаркой, удостоверилась в ее "квалификацию). Потом привезла Аллу.
Дальнейшему мне сложно дать какую-либо научную оценку. Но Пугачева после общения с Елизаветой явно воспрянула. Интересно и то, что знахарка предсказала тогда Алле еще большую известность, трудности со здоровьем и неравный брак. Алла потом не раз наведывалась к Елизавете до самой ее смерти. Причем, эти визиты всегда держались в тайне.
Но к представителям оккультных наук Пугачева обращалась и раньше. Например, после расставания с Миколасом она посетила некого экстрасенса - или просто колдуна -обитавшего опять-таки за пределами Москвы (будто в столице их не хватало). Тогда Аллу больше всего мучали вопросы ее неустроенной жизни. Тот экстрасенс провозгласил, что у Пугачевой слишком много гордыни. Надо усмирить ее, тогда и муж добрый явится. Словом, ей был предложен традиционный выбор между семьей и карьерой. Результат выбора нам известен.
Потом контакты Аллы с экстрасенсами и чудотворцами происходили еще не раз. Причем не всегда завершались благополучно для Пугачевой. Хорошо известен случай, когда на нее набросилась знаменитая Джуна и несколько повредила лицо. У Аллы Борисовны до сих пор остались шрамы.
Не раз Алла встречалась с "белым магом" Юрием Лонго.
"Я, конечно, не могу рассказать всего, - говорит мне Лонго, - но она, в основном. консультировалась со мной на предмет открытия чакр, энергетических каналов... Но вообще Алла сама очень хороший экстрасенс.
Я заметил ей, что она черпает свою энергию в конфликтных ситуациях, в скандалах, в ругани вокруг своего имени - и Алла со мной полностью согласилась, но добавила, что для мощного энергетического всплеска ей не хватает шумного провала". Возможно, она получила желанный заряд на "Евровидении".
Итак, первым вопросом, который должен был решить Болдин, стал перевод ансамбля "Ритм" из Харьковской филармонии в Росконцерт. А о том, что Евгений Борисович сразу получит должность директора коллектива А Б.Пугачевой, они договорились еще на Вешняковской кухне.
"Нам выдали наш первый комплект концертной аппаратуры "БИГ", - вспоминает Болдин. - Мы были счастливы и считали себя богатейшими людьми. Нам тогда очень помогал начальник управления снабжения Минкульта. В то время еще ни у кого ничего не было. Я оказался первым директором коллектива, получившим комплект световой техники, чтобы возить его по гастролям".
Тем временем приближался международный конкурс "Сопот-78".
В предыдущем году СССР там представляла певица Роза Рымбаева, что не повлекло за собой, как планировалось, триумфа советского эстрадного искусства. Теперь Сергей Георгиевич Лапин, председатель Гостелерадио - а именно эта организация отправляла артистов в Сопот - пригласил для беседы Пугачеву.
Дело в том, что сообразительные чиновники из музыкальной редакции ТВ уже давно рекомендовали Лапину направить на конкурс Пугачеву - как беспроигрышный вариант. Теперь и сам Сергей Георгиевич утвердился в этом решении.
- Алла, - обратился он с почти нежной улыбкой, - вы должны ехать. Мы несколько лет не завоевывали в Сопоте первых мест. (В отличие от большинства партийных боссов Лапин, побывавший послом в Австрии и Китае, имел некоторое представление о правилах этикета и обращался к артистам и прочим интеллигентам на "вы".)
- Хорошо, Сергей Георгиевич, - улыбнулась Пугачева. - Я конечно же поеду. Странно, что вы раньше меня туда не отправляли...
Лапин молча развел руками.
- Но мне не нужно первого места, - продолжила Алла. - Я должна получить гран-при.
- Это было бы замечательно, но излишняя самоуверенность может лишь повредить. Я буду настраивать руководство на первое место... А что вы там будете петь? Надеюсь, не "королей" этих?
- Ну, это мы еще подумаем
Песня "Все могут короли" композитора Бориса Рычкова как-то сразу вызвала раздражение власти. Вроде бы ничего крамольного в этих бесхитростных словах Дербенева и не содержалось:
Жил да был, жил да был, жил да был один король.
Правил он, как мог, страною и людьми.
Звался он, звался он, звался он Луи Второй...
Но, впрочем, песня не о нем, а о любви.
И все-таки власть с параноидальным упрямством находила тут что-то "не то". "Король" был фактически под запретом на радио и телевидении.
Покойного Сергея Георгиевича Лапина отнюдь нельзя назвать ограниченным самодуром.
Кроме того, он очень хорошо играл в шахматы, и тут трудно удержаться от искушения провести параллели между игрой на доске и игрищами в кабинетах Кремля, Старой площади, Останкино.
Александр Николаевич Яковлев, отвечавший в то время в ЦК КПСС за пропаганду, говорит:
"У Лапина был хороший вкус, и он умел оценить настоящий талант. Думаю, что к Пугачевой он относился хорошо. Но вы поймите - на него шел очень сильный нажим со стороны той же эстрадной публики. Люди же понимали, что растет певица, которая забьет их, а он не хотел ссориться со столпами и, как мог, маневрировал.
Помню, вдруг пошел откуда-то слух, что Лапину запретили давать Пугачеву в эфир. Начинаю выяснять - почему, чье распоряжение. Но тогда же никто никогда ни на кого не ссылался. "Кто, - спрашиваю. - Генсек?" - "Да нет..." - "А кто?" - "Да вот там..." Тут я рассердился: "Или вы говорите, кто или не выдавайте ваши собственные пристрастия за чье-то "там".
А сколько я начитался писем в ЦК! - от артистов, от писателей, когда одни жаловались на других.
Все мы - рабы своего времени, рабы времени..."
Один из бывших руководителей музыкальной редакции телевидения рассказывал мне, как к Лапину явилась взволнованная Эдита Пьеха и угрожала, что если в передаче "Песня года" Пугачева будет петь две песни, а она лишь одну, то Эдите Станиславовне ничего не останется, как покончить жизнь самоубийством. Сергей Георгиевич постарался успокоить певицу.
Но в Пасхальную ночь Центральное ТВ лукаво ставило в эфир концерты Пугачевой - дабы народ сидел дома и смотрел ее, а не Крестный ход. Таким образом, как остроумно заметил известный тележурналист Леонид Парфенов, в СССР был опровергнут старый тезис о том, что "Битлз" популярней, чем Иисус Христос (имеется в виду знаменитое высказывание Джона Леннона 1966 года.)
Сама Пугачева не так давно вспоминала, как она приходила к Лапину и говорила, что хорошо бы по субботам делать что-то вроде телевизионных дискотек для молодежи. Лапин выслушивал ее и вдруг спрашивал: "Скажите, а вы любите Обухову?" ("И я понимала, что все бесполезно", - резюмирует Алла Борисовна.)
Непростым человеком был Сергей Георгиевич Лапин. Но, впрочем, песня не о нем...
В августе 1978 года Алла поехала в Сопот. Теперь ее уже экипировали по-настоящему - не как на "Золотой орфей" три года назад. Модельер Зайцев - тогда еще не Слава, а Вячеслав - сшил Пугачевой сценическое платье - знаменитый красный "балахон", который, под стать своей владелице, произведет революцию. Стефанович полагает, что "балахон" остается самым лучшим концертным нарядом его бывшей супруги, "потому что скрывал недостатки фигуры и давал большие возможности для трансформации. А все эти мини-юбки на не очень молодой женщине выглядят смешно".
... Накануне выступления в Сопоте у нее началось воспаление легких.
Ее пытались отговорить от выступления: слабость, температура, затрудненное дыхание - все эти симптомы никак не способствовали удачному выступлению.
"Воспаление легких пройдет, - ответила Пугачева. - А Сопота больше не будет".
Она спела "Все могут короли". На всю Восточную Европу и весь Советский союз. Пока в московских кабинетах боязливые чиновники держались за сердце, за голову, за телефонную трубку - в польском курортном городе публика кричала певице "Бис!" Хотя на подобных мероприятиях действует жесткий запрет: нельзя бисировать песню ни кого из конкурсантов.
На пару дней в Москве забыли о подрывной деятельности в Польше антикоммунистического профсоюза "Солидарность".
Пугачева получила гран-при - "Янтарного соловья". Когда потом ее спросили, как же она пела с воспалением легких - не просто пела, носилась по сцене, "заводила" зал, - Алла ответила:
- Думаете, я что-то там ощущала? На сцене проходят все болезни!
После Сопота "Королей", можно сказать, реабилитировали. Теперь было бы глупо не крутить песню по радио и телевидению. Но "наверху" ее вовсе не полюбили.
Был случай, когда в честь очередного милицейского праздника устраивался концерт в Колонном зале Дома союзов. Аллу, естественно, пригласили выступить. (Милиция и военные всегда были от нее без ума и настойчиво звали на все свои торжества.)
Перед концертом начальник Политуправления МВД, курировавший подобные мероприятия, упрашивал Пугачеву:
- Пой, что хочешь. Пой, сколько хочешь. Об одном умоляю - не пой этих своих "Королей".
- Хорошо, не буду, - кротко ответила певица.
- Аллочка, обещай мне, что не будешь петь "Королей"! Там в зале будут все! - генерал многозначительно поднял глаза вверх. - Обещаю, обещаю...
Алла вышла на сцену. Исполнила одну песню (апплодисменты), вторую (бурные апплодисменты), третью (апплодисменты, переходящие в овацию)...
Потом запела "Все могут короли". На припеве подбежала к авансцене, выкинула вперед правую руку и стала буквально тыкать пальцем в первые ряды, где сидел Щелоков, министр внутренних дел, его зам Чурбанов, зять Брежнева. В другой раз Пугачева должна была выступить на празднике у военных. Она уже ходила за кулисами, когда к ней подскочил один из заместителей министра обороны СССР:
- Так, пойте про "Даром преподаватели...", про эти... про дожди, но - никаких "королей"!
- Меня сюда пригласили выступать, а не выслушивать ваши советы, - раздраженно произнесла Алла - Буду петь, что сочту нужным.
" Это наш концерт и вы будете петь, что скажут! - Ах, это ваш концерт?! Алла резко развернулась к своим музыкантам, которые уже стояли с инструментами, готовые к выступлению:
- Так, ребята! Собираемся и уходим отсюда!
И стремительно пошла прочь от сцены.
Роман с Болдиным, как понятно теперь, оказался неизбежным. "Он был очень умен, - пишет Полубояринова, - очень галантен, очень предприимчив. Болдин мог казаться слегка флегматичным, чуть рассеянным. Но это лишь придавало ему особое обаяние.
Но самое главное - он всегда был рядом с Аллой - с утра до вечера: шли постоянные гастроли. Поэтому вполне естественно, что с какого-то момента они с Жекусей (так она его окрестила) уже не расставались и на ночь".
"Стефанович очень стремительно из жизни Аллы выпадал", - комментирует мне тогдашнюю ситуацию сам Болдин.
В 1980 году Пугачевой и Стефановичу досталась, наконец, новая квартира. Из Вешняков им предстоял переезд на улицу Горького.
Надо сказать, что в квартирном вопросе Стефанович опять-таки сыграл свою роль. Дело в том, что к этому моменту у Аллы, как ни странно, не было еще никаких официальных званий и титулов - артистка Росконцерта и все. А если кто подзабыл, то следует вспомнить, что всякая ученая степень, звание или правительственные награды имели, помимо всех прочих, еще и сугубо утилитарное значение. В данном случае выражавшееся в метрах жилплощади.
Стефанович числился членом Союза кинематографистов, а это в ту пору значило немало.
"Я доставал какие-то справки для дополнительной жилплощади, - говорит он. - И в результате нам дали огромную по тем временам квартиру - четырехкомнатную..."
Один из приятелей Аллы вспоминает, что когда она только получила это жилье, то как-то с небольшой компанией приехала его осмотреть. Номер кваритиры был 13. "Ну, а какой еще может у меня быть? - засмеялась Пугачева. - Любимое число. Счастливое, можно сказать".
Там еще не было вообще никакой мебели - голый паркет и стены. На полу расстелили плащи, уселись. На газетах разложили закуску и выпивку, разлили.
"За мой новый дом!" - со стаканом в руке провозгласила ликующая новоселка и тихо добавила: "Господи, неужели? Неужели буду жить как человек?"
Все радостно зазвенели стаканами, выпили. Алла вскочила, подошла к окну, дернула щеколду, распахнула:
"О! Ресторан! Как называется? - прищурилась. - Ага! "Охотник"! Вот здесь я буду обедать!"
... У Стефановича имелось оригинальное хобби - переделка жилых помещений. Поэтому, ознакомившись с планировкой новой квартиры, он составил свой план ее реконструкции, который включал даже возведение настоящего камина.
"Надо все сделать тут так, чтобы Ротару повесилась", - любил повторять Александр Борисович и скупал предметы антиквариата. Потом рабочие сносили какие-то внутренние стены (тогда это воспринималось как дерзость), и в результате все комнаты оказались связанными между собой.
Эта особенность знаменитой квартиры Пугачевой потом сыграет вспомогательную роль в ее личной жизни. Когда она в ярости или озорном упоении захочет погонять кого-нибудь, то вся кутерьма будет происходить по кругу - из комнаты в комнату - до изнеможения.
Но жить в перестроенной по его смелому проекту квартире Стефановичу почти не доведется.
"Когда они с Аллой уже разводились, - пишет Полубояринова, - Стефанович приезжал в квартиру на Горького, свинчивал дверные ручки, кухонные крючки и чуть ли не выкручивал лампочки.
Пугачева хохотала как сумасшедшая".

РЕЦИТАЛ

Прежде, чем продолжить повествование, хочу снова, согласно уже сложившейся традиции, обратиться к газетам.
Итак, о чем они сообщали 15 апреля 1979 года - в день тридцатилетия нашей героини?
“ЦК КПСС, Совет министров СССР, ВЦСПС и ЦК ВЛКСМ, руководствуясь принципами интернационалистской позиции нашей партии и Советского государства и идя навстречу многочисленным предложениям и пожеланиям коллективов промышленных предприятий и строек, колхозов и совхозов, ведомств и учреждений, а также отдельных граждан, приняли решение о направлении 75 процентов средств, полученных от проведения Всесоюзного коммунистического субботника, посвященного 109 годовщине со дня рождения В. И. Ленина, в фонд помощи братскому Вьетнаму, пострадавшему в результате варварской агрессии Китая”.
“Газета “Кабул Тайме” дает отповедь маоистской пропаганде, пытающейся преднамеренно исказить характер советско-афганских отношений...” “В апреле начался первый этап продажи билетов на игры Московской Олимпиады. За границей распространяется 1,7 миллиона билетов, то есть более 30 процентов от общего числа”.
“Дом на улице Горького, хорошо известный москвичам, как здание редакции газеты “Труд”, переехал на новое место...
Этот Дом-памятник решено было сохранить в ходе реконструкции Пушкинской площади”. И последнее.
“Мюзикл композитора Р. Паулса “Сестру Керри”, созданный по роману Т.Драйзера, поставлен в Рижском театре оперетты).
... Болдин сразу решил, что их в очередной раз разыгрывают поклонники, когда некий голос по телефону назвался сотрудником культурного атташе Французского посольства и сообщил, что “хотел бы обсудить возможность участия госпожи Пугачевой в концерте с Джо Дассеном”.
Но то был не розыгрыш. Французская строительная фирма, которая возвела для Московской Олимпиады огромный отель “Космос”, пожелала отметить это событие выступлением Дассена в концертном зале новой гостиницы. Но для того, чтобы событие не носило характер “национального праздника” в чужой стране, было решено пригласить здешнюю поп-звезду. Понятно, что сразу же стала рассматриваться кандидатура Пугачевой.
Алла согласилась быстро. Тогда возникли возражения у нашего Министерства культуры. Но поскольку накануне Олимпиады Советский союз должен был активно демонстрировать расцвет свободомыслия и радость от любых культурных контактов с Западом, то чинить глупые препоны для такого ответственного мероприятия как концерт “любимого простыми французами певца” не стоило. Хотят с Пугачевой - ну и Бог с ними. О спорт, ты мир...
Возможно, наших чиновников раздосадовало и то обстоятельство, что советская сторона не имела вообще никакого касательства к этому мероприятию. Дассен прилетел на своем самолете, со своей аппаратурой и даже своими охранными овчарками (они стерегли французскую технику в “Космосе”).
“Я помню, как приехало наше телевидение, - улыбается Болдин, - будучи в абсолютной уверенности, что сейчас все снимет. И, наверно, первый раз в жизни телевизионщики получили отказ от съемок, что оказалось для них полной неожиданностью. Но им объяснили, что это чужой праздник и что Дассен против съемок”.
Алла выступала в первом отделении, Джо - во втором. Конечно, никакого общения практически не получилось: певец прилетел буквально на сутки. Тогда никто не пытался задержаться “у русских”.
В те несколько “дипломатических” минут, что Дассен беседовал с Пугачевой, Алла помимо общих приветственных фраз о нашем гостеприимстве и миролюбии кегебисты кружились вокруг стаей) успела лишь сказать, что мечтает выступить в парижском зале “Олимпия”. Дассен вежливо улыбнулся.
Зато вскоре другая встреча оказалась для Пугачевой более значимой. Хотя в стране человек этот решительно не был никому известен.
Как-то в дверь позвонили. Открыл Стефанович (они еще тогда не разошлись). На пороге стояла женщина средних лет с бутылкой коньяка. Она сообщила, что ее пригласила для разговора Алла Борисовна, и добавила: - Меня зовут Люся.
... Людмила Ивановна Дороднова уже тогда была профессиональной домработницей. Она долго сопровождала по жизни певицу Тамару Миансарову, а затем Ларису Мондрус. Когда же Мондрус эмигрировала в Германию, Люся, не долго думая, решила направиться к самой Пугачевой - тем более, что ее были готовы порекомендовать.
Тут она и осталась. Приходили и уходили мужья и фавориты, а Люся все прибиралась, готовила обеды, выгуливала собак. Сама Алла Борисовна теперь называет свою Люсю “легендарной”.
У них очень интересные отношения - барыни и служанки, двух сестер, соседей по коммуналке, подружек-одноклассниц - все вместе. Алла может обругать Люсю последними словами, но при этом уверяет, что всех ее мужчин выжила из дома именно она, домработница. Алла сердится, когда Люся начинает вдруг высказывать свое мнение по разным вопросам в присутствии гостей, но при этом невольно прислушивается к ее советам по поводу собственного внешнего облика.
В интервью журналу “Алла” Люся разоткровенничалась:
- Знаете, какие клички у Аллы и у меня? Мы так иногда шутим. Алла меня спрашивает: “Люсь, как ты меня называешь? Старая корова?” - “Нет, - отвечаю я ей. - Это я старая корова, а вы, Алла Борисовна, старая б...”
Кстати, это была идея Пугачевой - чтобы Люся дала откровенное интервью ее же журналу. Там же домработница поведала о забавных приключениях со своей хозяйкой:
“Это было очень давно. Алла мне говорит: - Слушай, Люсь, я уже сто лет не была в метро, давай попробуем, посмотрим хоть, что там за метро”. Время было уже где-то часов одиннадцать вечера, и вот мы с ней решили прокатиться Несколько остановок проехали, народу, правда, было не очень много. Стояли мы с ней, стояли, думали -узнают, не узнают?
Посмотрела я по сторонам, оказывается, все сразу ее узнали, но поверить не могут, что Пугачева в метро едет. Пока они раздумывали, мы и выскочили из вагона. Надо же, узнали, хотя Алла специально замоталась в какой-то шарф.
Потом однажды вечером мы с Аллой немножко выпили и решили оставить Болдина. Сами понимаете, что даже в очень хороших семьях иногда ссорятся Время два часа ночи. Зима, снег, мы с ней идем по улице Горького пешком. Дошли до Елисеевского магазина и повернули назад, уже в нашу сторону. Идем, вокруг пустота, никого. Вдруг одна машина останавливается: “Девушки, вас не подвезти?” Помню, Алла тогда даже пошутила: “Во, Люсь, мы с тобой так больше заработаем, чем пением!” Ну, потом ее, конечно, узнали: “Алла Борисовна, это вы или не вы?” Она говорит: “Я!” - “Да не может такого быть!” - “Ну как это не может быть, когда это я!” - говорит Алла. “Тогда дайте автограф, чтобы знать уже точно, что это вы!” Идем дальше, а по другой стороне идет Болдин и следит за нами. Как телохранитель идет и поглядывает, не выпуская нас из поля зрения. Потом увидел, что мы идем уже в сторону дома, и пошел быстрее нас вперед. А мы домой не пошли. Мы пошли дальше в противоположную сторону. Зашли в какой-то двор, ей же всегда хочется чего-нибудь такого необычного. Она говорит: “Слушай, пойдем в какой-нибудь дом и посмотрим, что творится на чердаках”... Поднялись мы, залезли на какой-то чердак, посмотрели, ничего интересного там не было. Поднялись выше, на крышу, погуляли по ней и решили в следующий раз погулять по другим. Потом спустились снова на девятый, и Алла на стене написала: “Я тут была. Алла Пугачева”.
У Люси, как она уверяет, нет никакой личной жизни. Когда-то она была замужем, и супруг настаивал, чтобы Люся оставила Пугачеву. Но Люся оставила мужа.
Зато у нее уже много лет продолжается своеобразный роман с поклонниками Пугачевой. Как классическая служанка из французских комедий, Люся нередко сообщает им подробности частной жизни хозяйки, правда, никогда не опускаясь до интимных подробностей. Потом сама начинает, раскаиваться за свою болтливость, причитая “Язык мой - враг мой”. Но обет молчания, данный Алле, не может долго выдержать. Когда в желтой прессе появляются очередные рассказы о том, какая у Пугачевой мебель, что в холодильнике и кто был намедни в гостях, Алла - а она читает о себе все - язвительно спрашивает у домработницы:
- А откуда это они узнали столько подробностей?
- Не знаю, - бормочет Люся и спешит скрыться на кухне.
Пугачева выказывает формальное негодование, но Люся-то знает, что без баек и сплетен о себе ее “барыня” уже не может безмятежно жить.
В 80-м году Алла решила обзавестись новым коллективом. Музыканты “Ритма” уже не очень ее устраивали.
“Алле захотелось более сильных музыкантов, - говорит Болдин. - Но это не значит, что мы сразу взяли и всех поменяли. Это был долгий процесс”.
Пугачева придумала для нового коллектива другое название - “Рецитал”. Многие до сих пор так и не понимают смысла этого загадочного слова, которое не встретишь в большинстве словарей.
Вообще исконное его значение - большое выступление солиста с оркестром. Но Алла имела в виду немножко другое. В некоторых европейских соцстранах так называли концерт эстрадной звезды, в котором принимают участие и другие исполнители. То есть собственно то, что Пугачева сделает позже в виде знаменитых “Рождественских встреч”.
Когда директор “Росконцерта” услышал новое название, он поморщился:
- И что это значит? Вот “Ритм” - это всем понятно, а тут “марципан” какой-то...
- Вот именно! - воскликнула Алла. - “Ритм” - всем понятно. Это же скучно...
- Зато объяснений не требует. Нет, ты давай еще подумай. А то опять мне скажут, - что это твоя Пугачева нам мозги пудрит. Но Пугачева уже все придумала и менять ничего не собиралась. Новых музыкантов в “Рецитал” приглашали из разных групп. В числе первых пришли гитарист Александр Левшин и клавишник Александр Юдов - они впоследствии оказались самыми преданными Алле людьми и проработают с ней до конца 1995 года, т.е. до ухода Пугачевой в “творческий отпуск”. “Ваша хозяйка состарилась с вами”, -шутила Алла Борисовна.
Александр Левшин так вспоминает о знакомстве с Аллой (цитирую по “Вестнику “Апреля”, №1,19 95):
“Я пришел на студию помочь. Это был 1980 год, записывалась пластинка “Как тревожен этот путь”... Потом она мне сказала: “Поехали, выпьем чайку, я хочу, чтобы ты со мной играл”. Мне с ней понравилось не потому, что она тотальная звезда, я был настолько поражен, как она точно интонирует! Вы знаете, что много певиц у нас фальшиво поют вживую? Она действительно удивительно пользуется богатой интонацией своей души, она может про извести в одной фразе столько много оттенков... Она не мучается у микрофона, как многие! У нее есть возможность точно воспроизвести музыку, которая у нее внутри!”
Игорь Николаев тоже был в числе пионеров. “Он явился в группу к Алле, - пишет Полубояринова, - когда ему предстояло идти армию, и вместо военной формы получил сценический костюм. Весь призывной возраст он так и работал в пугачевском ансамбле. А потом, как с обидой говорили близкие Аллы, “задрал нос и сам захотел стать звездой”. Тогда Пугачева ему уже не понадобилась”.
Звукорежиссером в “Рецитале” был Александр Кальянов. Это потом он уже стал известен как певец, что, кстати, случилось опять-таки благодаря Алле, которая узнав, что “Кальяша” сочиняет какие-то песенки, однажды на концерте буквально заставила его спеть прямо за звукорежиссерским пультом. А потом он уже постоянно появлялся отдельным номером в “Рождественских встречах”.
“Кальянов, - пишет Полубояринова, - был излюбленным партнером Аллы по алкогольным мероприятиям. Она не раз говорила ему: “Ты, Кальяша, мне не друг, а собутыльник. А это больше, чем друг”.
В 1981 году Алла с “Рециталом” отправилась на гастроли, в Алма-Ату.
В азиатских республиках приезды Пугачевой всегда превращались в этакий национальный праздник, сабантуй. Люди приходили большими семьями, чуть ли не с грудными детьми на руках. На первом концерте в алма-атинском Дворце спорта при всем том безумии, что творилось за стенами, два первых ряда вдруг оказались пустыми.
Алла начала выступление. После нескольких первых песен она вдруг увидела, как откуда-то сбоку потянулась вереница вальяжных людей, которые принялись рассаживаться в свободных рядах партера. Кто-то жевал, кто-то разговаривал, кто-то громко смеялся.
“А-а! Здрасьте! - издевательски приветствовала их певица. - Устраивайтесь поудобнее, я подожду. Все? Можно продолжать? Ну, большое вам спасибо, дорогие товарищи!”
Остальная публика захохотала, засвистела, затопала. Шутка Пугачевой им понравилась.
А в первых рядах рассаживались не простые труженики - все казахское ЦК с женами и родственниками. Коммунистические лидеры тоже оценили шутку московской гостьи - только иначе.
На следующий день в главной республиканской газете “Казахстанская правда” была опубликована статья с набором удивительных обвинений - что Пугачева привезла с собой сто ящиков аппаратуры, чтобы оглушить зрителей, что она порочит звание советской женщины, ну и вообще хулиганит на сцене.
Алла этой статьи не видела, а Болдин распорядился, чтобы до вечернего, второго концерта никто не вздумал ей показать газету. Тем временем в городе происходили события, напоминавшие легкую революцию.
“Народ пошел к редакции этой “Казахстанской правды”, - вспоминает Болдин, - и начал бить там стекла. А наверху-то думали, что Пугачева отменит концерт и уедет, но этого не случилось”.
Перед самым выступлением газета все-таки попала в руки к Алле. Она внимательно ознакомилась с содержанием и, никого не предупреждая, устроила маленькое шоу.
... Как всегда концерт Пугачевой начинался с небольшой “увертюры”, когда “Рецитал” играл растянутое вступление к первой песне. Потом должна была выбежать Алла, схватить микрофон - ну и далее по плану. Но сейчас певица под бодрую музыку не спеша появилась из-за кулис, держа в руках газету, которую она как бы читала. Пугачева спокойно подошла к микрофону и продолжала читать. Потом хмыкнула и с удовольствием, чуть ли не нараспев, процитировала небольшой отрывок статьи про себя. Народ в зале замер.
“И кто же такое пишет? - с наигранным любопытством поинтересовалась Алла, шурша газетой. - Ну и фамилия у автора - Харченко! (Публика оживилась.) А что же за газета? Ах, “Правда”! Даже “Казахстанская правда”! Нет, такая “правда” - не правда!” И медленно начала рвать на кусочки орган ЦК Компартии Казахстана, после чего изящным жестом развеяла обрывки по сцене.
“Как ни странно, - продолжает Болдин. - Там, в Алма-Ате это “проглотили”. Но послали петицию в ЦК, в Москву. И уже здесь, на следующий же день после приезда, нас вызвали “на ковер”. Но не в ЦК, а в Росконцерт. И просто пожурили”.
Вообще в подобных случаях, когда Аллу охватывал злой сценический задор, она могла ляпнуть довольно рискованные вещи, хотя в принципе, всегда держалась корректно по отношению к “партии и правительству”. Она безропотно играла по тем правилам, которые ей навязывались - зато на своем поле. А за все ее спонтанные дерзости объяснялся где надо, как правило, Болдин. Например, на одном концерте в Риге Алла никак не могла расшевелить публику. (А буквально накануне скончался Ле Зуан, коммунистический лидер Вьетнама.)
Понаблюдав минут пятнадцать мрачные лица в зале и спев “для порядка” несколько печальных песен, Пугачева не выдержала и обратилась к публике: “Я конечно, понимаю, у вас траур - умер Ле Зуан... Но я-то жива!”
Зрители развеселились, и концерт, что называется, “пошел”. Однако правительство Латвийской ССР сразу после этих слов дружно покинуло свою ложу. “А меня, - улыбается Болдин, - на следующий же день потащили в Министерство культуры Латвии, в ЦК Латвии...” Но бывали и более тяжелые ситуации. Однажды (дело было в конце 70-х) кто-то из высоких чиновников прислал Пугачевой курьера, который доставил ей письмо от поклонника из провинции. В этом факте не было бы ничего экстраординарного, если бы адрес на конверте не выглядел следующим образом - “Москва. Кремль. Алле Пугачевой”.
В тот же день у нее был концерт в Лужниках. В те времена Алла еще очень активно общалась со зрителями и даже отвечала на записки из зала. Она прочитала вслух одно из таких восторженных посланий и весело произнесла:
- Ну, это что! А мне вот сегодня пришло письмо - “В Кремль. Пугачевой”. Зал не мог успокоиться минут десять. После концерта запыхавшуюся всклокоченную Аллу у дверей гримерки поджидали несколько человек в одинаковых черных костюмах. Они вежливо, но с леденящими кровь интонациями попросили ее пройти внутрь для разговора. Когда же за ней устремилась свита, один из “черных” перегородил дорогу и приказал отойти от двери.
- Значит, шутим? - почти нежно спросил кто-то в шляпе, когда дверь гримерки захлопнулась.
Алла сразу догадалась о причине визита этих товарищей с холодными глазами и нерешительно ответила:
- Да нет... но мне действительно пришло такое письмо...
- И что же? Вы же не читаете вслух то, что на заборе написано?
Алла пожала плечами.
- Вам наверно не хотелось бы, - продолжил “шляпа”, - чтобы этот сегодняшний концерт стал вашим последним выступлением в Москве.
- Но...
- Так что - не шутите больше.

БЕЛЫЙ РОЯЛЬ

В новогоднем "Голубом огоньке" 1981 года Алла Пугачева (появления которой на экране ждала вся хмельная страна) пела новую песню:
Гаснет в зале свет и снова
Я смотрю на сцену отрешенно...
На сцене за роялем сидел хмурый человек, к которому певица как бы обращалась, называя его "маэстро". То был композитор Раймонд Паулс.
И вся страна, выпив из чешского хрусталя водки "Пшеничной" и закусив ее тончайшим кружком сервелата из новогоднего продуктового заказа - вся страна вынесла свой приговор: Пугачева влюбилась в этого... как его... Паулюса!
За несколько лет до Пугачевой Раймонд Паулс прославился по сути одной песней - "Листья желтые", которую исполнил совершенно забытый ныне дуэт Галины Бовиной и Владислава Лынковского. О популярности этого произведения свидетельствовал хотя бы тот факт, что народные затейники слегка изменили слова и песня таким образом получила политическое звучание в свете обострения советско-китайских отношений:
Лица желтые над городом кружатся,
С диким хохотом нам под ноги ложатся..
Потом Паулс как-то снова замкнулся в незримых тогда еще границах родной Латвии. Он писал джазовые пьесы, музыку к кинофильмам, вокальные циклы на стихи латышских поэтов...
"После краткой встречи на эстрадном конкурсе в 74-м году, - говорит мне Раймонд Волдемарович в своей неторопливой манере, - почти никаких контактов с Пугачевой у меня не было. Потом, второй раз наш контакт взял в свои руки Илья Резник. Он меня очень просил найти несколько мелодий, чтобы сделать к ним стихи. Вернее, чтобы я дал ему те песни, которые у меня уже были на латышском.
Я знаю, что он долго уговаривал Аллу спеть что-то из моих вещей, и текст этого самого "Маэстро" он раз восемь, по-моему, переделывал".
Согласно воспоминаниям самого Резника, первым опытом, который Паулс передал на рассмотрение Пугачевой, стала песня "Два стрижа". Алле она понравилась, но не настолько, чтобы тут же бежать записывать ее в студию. (Впрочем, певица часто принимала какие-то мелодии и стихи, до которых ее руки и голос доходили подчас лет через десять.)
"Двух стрижей" потом спела другая дама, землячка Паулса, а вот мелодия "Маэстро" - только мелодия, еще без слов - затронула ее сердце, и она попросила Резника написать текст. (Остается лишь напомнить здесь историю про Орбеляна.)
В телевизионных "Голубых огоньках" уже несколько лет как существовала негласная традиция - на Новый год Пугачева должна дарить народу новую яркую песню. Теперь сразу было ясно, что этим шлягером станет "Маэстро".
(Как бы не сильно было противодействие эстрадных и некоторых коммунистических боссов, Сергей Георгиевич Лапин прекрасно понимал, что "Голубые огоньки" смотрят не из-за знатных доярок, рабочих-многостаночников и даже героев-космонавтов, сидящих в студии за столиками. А о том, что телевизионные начальники отлично осознавали статус Аллы Пугачевой, свидетельствует хотя бы такой несерьезный пример. В каком-то "огоньке" одним из ведущих был актер, изображавший Ходжу Насредцина. И вот он, в велеречивых традициях Востока обратился к певице так: "О, Аллах Пугачева!" Благо, в то время нынешние исламские экстремисты безропотно носили в карманах партбилеты.
Алла тогда действительно превосходно сыграла влюбленность в этого загадочного "маэстро" за роялем. А в какой-то момент она садилась за соседний инструмент, и Паулс с Пугачевой в четыре руки и два рояля исполняли проигрыш - как бы импровизацию.
"Это была моя идея, - говорит Раймонд Волдемарович. - Сделать такой фортепьянный дуэт. Хотя записал я это все один, и по сути дела это была имитация, правда, очень удачная".
Так начался "паулсовский период" Аллы, которые многие до сих пор считают самым вдохновенным и красивым. Чуть позже, в 1983 году, она скажет:
- Я уже три раза собиралась бросить петь. Последний раз собралась - но тут Паулс объявился!
Забавно, но почти никто не подсчитал, что за весь "период" они сделали всего восемь песен! Именно Паулс, согласно народной молве, стал кем-то вроде первого официального любовника Пугачевой (она, дескать, вообще к прибалтам неравнодушна: у нее и дочка от какого-то такого же).
"Меня тогда совершенно не беспокоили все эти слухи, - продолжает Паулс. - Потому что не было никакого повода. Но я с большим удовольствием вспоминаю эти богемные вечера у нее дома, когда все собирались - Резник, Болдин, много музыкантов... Была веселая жизнерадостная атмосфера, мы придумывали всякие шутки. Сколько раз бывал в Москве - всегда с удовольствием с ней встречался.
Она тоже приезжала ко мне в гости в Ригу. И на моей даче бывала. Было много всяких приятных моментов..."
Одним из таких приятных моментов как-то стало посещение известного варьете "Юрас перле" близ Риги, куда Паулс пригласил Резника и Пугачеву с Болдиным.
Когда на сцену вышла здешняя певица и глуховатым голосом запела что-то на латышском языке, Алла поинтересовалась у Раймонда, кто это. "Лайма Вайкуле", - ответил тот. И здесь же Пугачева обратит внимание на экстравагантного танцора варьете - Бориса Моисеева. Но о нем речь позже.
В тот же паулсовский период, в 1983 году у Пугачевой произошло неожиданное знакомство с другим композитором, весьма далеким от эстрады. Альфред Шнитке пригласил ее спеть одну из партий своей симфонической поэмы "Фауста".
Известная журналистка Инна Руденко так описывает этот диковинный альянс:
"Шнитке - это же полуподпольное имя! Широко известный за рубежом, он был почти неисполняем у нас. Сам маэстро репетирует! (Не запутайтесь: Паулс тут не при чем, - авт.) ...В небольшой комнате, едва вмещающей музыкантов, вижу Шнитке, сидящего молча, в уголочке. А хозяйка всего - певица. Бледное ненакрашенное лицо, открытый высокий лоб... Явно недовольна чем-то, садится сама к роялю: "Вот смотрите, это танго должно быть ресторанным, мещанским. А это - железное, как фашистский марш". Она начинает петь сидя, вполголоса. Потом встает. Голос уже звучит в полную силу: "Дайте мне сейчас колокола! Нет, не такие, здесь переход к року, колокола в его ритме, еще быстрее, еще тревожнее! Как на пожаре - вот так!"
Работа над "Фаустом" шла очень тяжело. Алла, и без того склонная к мистике, тут получила богатую пищу для своей экспрессивной фантазии. Вещи происходили действительно пугающие. Когда певица брала ноты, чтобы порепетировать дома, то во всей квартире гас свет. Люся зажигала свечи, но их тушили порывы шального ветра...
Нечто похожее переживал и Шнитке. Пару раз он даже звонил Пугачевой среди ночи и описывал свои страхи.
Но основное препятствие имело совсем не потустороннее происхождение и называлось Союз композиторов. Эстеты и радетели за свое высокое искусство, мягко говоря, не одобряли того факта, что в их "святыню" вторглась "эстрадная певичка". Шнитке слег с инфарктом, а когда оправился, то позвонил Алле и сказал, что сопротивление уж очень велико, и он не вправе рисковать.
Надо сказать, что Пугачева даже испытала облегчение: слишком тяжело ей давался "Фауст".
А сотрудничество с Раймондом благополучно продолжалось. Попутно общественность будоражили все новые слухи о перипетиях их романа. Апогеем стал сюжет о том, как ревнивица Пугачева в ярости сломала жене Паулса руку. Или ногу. Это рассмешило Аллу еще больше, нежели давешние рассказы, как она утюгом прибила мужа. Правда, из-за этих глупых слухов Пугачева осталась без белого рояля.
Дело в том, что Паулс обещал подарить ей инструмент именно такого цвета. (Как ни смешно, но она сама не могла тогда позволить себе эту роскошь: по сравнению с композитором и автором текста певица зарабатывала смехотворные деньги и до сих пор вспоминает об этом с легкой обидой, но беззлобно. Она предлагала им "делиться" из расчета - первому и второму по 40%, а ей-20, но не добилась особого успеха.) Так вот, Алла сама отказалась от белого рояля, чтобы не стимулировать лишний раз все эти безумные слухи. Тем более, что супруга Паулс а не сколько насторожилась от сообщения про белый рояль.
Пугачева же потом просто перекрасила свой старый черный рояль в белый цвет.
Между тем ее творческие отношения с Паулсом складывались не так уж беззаботно.
"Она уже была очень популярной певицей, со своими манерами, - замечает Раймонд Волдемарович. - И она не любила, чтобы кто-то ей делал замечания. Алле казалось, что у нее все нормально. Но иногда мне приходилось с ней спорить. Как правило, когда вопрос касался костюмов. Я выступал в смокинге, и Алла поняла, что, работая вместе со мной, ей надо немножко изменить свой стиль. В народе преувеличивали, что я ее переделал. Ничего я не перевоспитал. Просто мы кое-что сделали вместе".
Сама Пугачева потом назовет этот свой стиль стилем "гранд -дамы". "Мне ужасно нравилось, что я могу стать нарядной, пышной..." В какой-то момент "тройственный союз", как окрестил его Резник, вдруг нарушил маститый поэт-шестидесятник Вознесенский.
До этого Андрей Андреевич уже попробовал себя в "массовом искусстве", самыми яркими примерами чему служат его либретто к опере "Юнона и Авось", написанной композитором Рыбниковым для "Ленкома" и песня "Танец на барабане", сочиненная Паулсом и исполненная певцом Николаем Гнатюком. Последнее произведение стало хитом сезона, хотя собратья по перу принялись обвинять коллегу Вознесенского в потрафлении дурным вкусам.
Но это не остановило поэта, и он облек в стихотворную форму легенду о художнике Нико Пиросманишвили, который, согласно преданию, "продал картины и кров. И на все деньги купил целое море цветов". И все для того, чтобы ублажить свою возлюбленную.
Песня "Миллион алых роз", которая, по сути, стала третьей визитной карточкой Пугачевой после "Арлекино" и "Королей", рождалась непросто.
"Поначалу к этой песне Алла вообще очень негативно отнеслась, - говорит Паулс. - Я помню, как она ругалась с Андреем Вознесенским. Ругалась, что этот текст ей не подходит, что это за слова такие - "миллион алых роз"!"
Надо заметить, что и мелодия новой песни показалась Пугачевой слишком примитивной. Впрочем, для нее стало уже привычным делом вносить свои поправки.
Например, Алла в свое время подредактировала песню "Эти летние дожди" Марка Минкова.
"Однажды, - вспоминает Марк Анатольевич, - она мне сказала: "Ты знаешь, я записала твои "Летние дожди". Тебя не было, и мне было так хорошо работать: никто на меня не давил". Поэтому существует несколько вариантов "Летних дождей". Дело в том, что я все-таки сделал тот вариант, который устраивал меня".
Потом похожая история случится с песней "Кукушка" Никиты Богословского. Композитор будет в негодовании от того, что певица без согласования с ним изменит в мелодии несколько нот. "Это не моя песня!" - воскликнет Богословский.
- Значит моя, - парирует Пугачева (дело происходило на одном очень большом банкете). - И гонорары за нее буду получать я! Богословский, легендарный острослов, никак не ожидал такого поворота беседы.
"У нее был свой подход, - подхватывает Паулс. - Она знала, как ей будет удобнее. Я мог бы отстаивать то, что написал, но я этого не делал: поскольку все-таки это эстрадный жанр. Хотя в некоторых песнях по сравнению с моими оригиналами есть некоторая вольность".
Сама Пугачева спустя много лет будет с улыбкой вспоминать:
- ... Я упиралась рогом на "миллион роз". Как я ее не любила! Чем больше я ее не любила, тем популярнее она становилась.
Когда я спросил у маэстро, какие же из его песен Алле нравились, тот ответил после паузы:
- Нет, она всегда старалась про мои песни в моем присутствии сказать что-то пренебрежительное. Это такой ее стиль... барский, что ли? - всех под себя. Хотя она понимала, что у публики она имела успех большой с этими песнями.
"Илья Резник, - пишет Полубояринова, - ревниво отнесся к аллиной "измене" с Вознесенским. Прежде всего потому, что его уже давно задевало высокомерие "элитных поэтов" по отношению к "братьям меньшим", пишущим слова для эстрадных песенок. Особенно обижало Резника слово "текстовик", которое то и дело слетало с уст интеллектуалов в адрес песенников".
Как и все эпохальные вещи Пугачевой, "Миллион алых роз" преподносили сюрпризы своей хозяйке.
В конце 1982 года во время съемок программы "Новогодний аттракцион" (в эфир она вышла 1 января 83-го) Алла пела эту песню, сидя на трапеции - такова была режиссерская задумка. Кто-то забыл прикрепить ее пояс к страховочному карабину, и она взлетела под самый купол на скользкой перекладине, лишь держась руками за тросы. При этом она еще должна была открывать рот, изображая пение (на телесьемках всегда звучит фонограмма).
"Хорошо, что у меня одно место мягкое, - смеялась уже потом Пугачева - А будь худая - соскользнула бы.." Реальный полет над залом, о чем часто грезила Алла, оказался жутковатым.
"Это была страшная история, - вспоминает режиссер Евгений Александрович Гинзбург. Причем первым, кто понял, что случилось, был я. Я сидел в ПТС (передвижная телевизионная студия - авт.) и следил за ситуацией. А остановить что-либо было уже невозможно. Единственное, что я мог сделать, это сообщить через помощника страховщикам, что Алла не пристегнута. Но она все честно сыграла и была совершенно свободна на трапеции".
... "Новогодние аттракционы" собирали телезрителей три года подряд - 81, 82, 83-й. Вечером первого января наступившего года эта программа демонстрировалась по первому каналу.
Здесь нам не обойтись без их краткой истории.
Режиссер Евгений Гинзбург прославился во второй половине семидесятых как постановщик знаменитых телевизионных "Бенефисов" - Ларисы Голубкиной, Людмилы Гурченко... Подобные музыкальные телешоу тогда были вящей редкостью, и, думается, если бы в то время кто-нибудь удосужился составлять рейтинги, то эти реликтовые программы завоевывали бы 98 аудитории (как в официальных данных об активности населения во время выборов в Верховный Совет).
Каждый "Бенефис" пробивался в эфир мучительно, и, в конце концов, Гинзбургу запретили их делать. "Тогда вместе с Игорем Кио мы придумали "Новогодний аттракцион", - говорит Евгений Александрович, - большое праздничное шоу в Московском цирке. Сразу было ясно, что одним из ведущих будет сам Кио, но потом мы задумались о его партнерше. И решили, что это будет Алла. Она с удовольствием согласилась".
Гинзбург знал Пугачеву со времен Пятого конкурса артистов эстрады, когда он снимал ее задумчивый "проход" по коридору среди портретов.
"А в 1975 году мы начали работать над программой "Волшебный фонарь". Там была нахально наворованная нами западная музыка. И в частности одна вещь из "Jesus Chhst Superstar", но с нашим текстом. Для этого требовалась серьезная вокалистка, и вся наша группа решила, что лучше, чем Пугачева, никто этого не сделает. В кадре же у меня была танцовщица, певшая ее голосом".
(Надо заметить, что "Волшебный фонарь" стал тогда совершеннейшей необъявленной сенсацией. Программу по ставили в эфир неожиданно, поздним вечером, без какого бы то ни было предупреждения. Кажется, то была пасхальная ночь: надо же было отвлекать советских людей от крестного хода. На следующее утро все эти самые люди перезванивались и первым делом спрашивали друг друга: "Ты видел вчера?!")
Работа над огромной программой "Новогоднего аттракциона" продолжалась всего пять дней. Первые три - репетировали, последние два - снимали. Алла всегда сама себе придумывала костюмы. Более того, она привозила с собой собственного гримера, что по тем временам считалось особым шиком.
Цирковые трибуны все пять дней заполнялись публикой полностью. Никаких билетов не продавалось - это были работники телевидения с семьями, родные и близкие артистов, друзья и родственники циркачей. Правда, некоторые предприимчивые граждане, раздобывшие пропуска на съемку, продавали их возле цирка за баснословные деньги.
Репетиции и съемки подчас заканчивались глубокой ночью, но публика не расходилась! Тогда на самом высоком уровне удавалось договориться с метро, чтобы поезда ходили и после часу ночи, дабы развезти зрителей.
Принимались все меры к тому, чтобы поклонники Пугачевой не попадали в зал: своей экзальтацией при виде Аллы они могли серьезно повредить съемкам. Тогда некоторые из них пускались на ответную хитрость - пробирались в цирк утром, когда еще никого не было, и до вечера лежали под креслами, чтобы их не заметили.
"Эти люди, конечно же, мешали работать, - говорит Гинзбург. - Из цирка нельзя было спокойно выйти. Однажды после съемок мы вышли вдвоем с Аллой, и на нас набросились какие-то безумные люди с конфетти и серпантином. Они пытались дотронуться до Аллы, а заодно и до меня, потому что, видимо, существовала какая-то легенда о нашем романе, хотя ее всегда сопровождал Болдин".
Из-за роли Пугачевой в "Аттракционе" иногда возникали проблемы с другими артистами.
"Поскольку она была как бы хозяйкой этого шоу, - поясняет Гинзбург, - то ей, конечно же, предоставлялись большие возможности. Но когда появлялся артист, считавший себя звездой ярче чем Пугачева, то требовал, чтобы ему было отдано предпочтение в программе. Но я сохранял приоритет за Аллой, и некоторые люди отказывались от своего участия. Как-то поклонники одной из популярных артисток даже прокололи все шины у моей машины, и я не мог уехать домой". Но случались неприятности и совсем другого масштаба.
На съемках последнего "Аттракциона" 83-го года Пугачева исполнила новую песню "Расскажите, птицы":
"Расскажите, птицы - времечко пришло.
Что планета наша хрупкое стекло..."
Готовую программу сдавали для высочайшего одобрения 30 декабря.
"Тут встал один из мерзавцев, - вспоминает Гинзбург, - и сказал, что фраза про "планету хрупкое стекло" напоминает ему Вертинского. "Что это за дешевка такая?" И мне приказали песню вырезать. Ночью у меня шел последний перемонтаж. Я попросил редактора найти Пугачеву. В Москве Аллы не оказалось, но редактор нашел ее в гостинице в Ялте или Сочи и сообщил, что песню придется вырезать. "Ах так! - сказала она. - Ну ладно!"
В 8 утра Евгения Александровича поднял с постели настойчивый телефонный звонок. То был заместитель председателя Гостелерадио:
- Скажите, вы уже вырезали эту песню про "птиц"?
- Да нет еще... - замялся Гинзбург.
- Слава Богу!
Оказалось, что незадолго до этого где-то выступал Генеральный секретарь ЦК КПСС Ю. В. Андропов, который в своей речи сравнил мир на Земле с чем-то хрупким.
"Как мне потом рассказывали, - заключает Гинзбург, - Алле удалось дозвониться чуть ли не до самого Андропова и напомнить его же сравнение".
Потом режиссер сам отказался от "Аттракциона", потому что "уже физически не выдерживал такого темпа работы.
У него, правда, была идея сделать с Аллой музыкальный телефильм, по типу его знаменитых бенефисов. В основу сценария Гинзбург хотел положить один из романов польской писательницы Иоанны Хмелевской. Алле этот роман тоже понравился. "Но на этом все и закончилось. Для руководства в те годы она была фигурой достаточно одиозной".
... В 1993 году Евгений Александрович попытается возродить "Аттракцион". Пугачева согласится участвовать, но лишь с двумя песнями. Более того, она даже не приедет на репетицию, сославшись на то, что у нее какая-то аллергия на цирк.
Гинзбург же был постановщиком знаменитых концертов ко Дню милиции.
Отбор артистов производился на самом высоком милицейском уровне. Концерты курировал лично Чурбанов.
"Я приносил ему список исполнителей, который он должен был завизировать, - говорит Евгений Александрович. - И там всегда была Алла, всегда был необычайно острый по тем временам Хазанов. иногда возникал даже Жванецкий. Причем, это была единственная развлекательная программа, которая шла в прямом эфире".
Перед концертом 1981 года Чурбанов запретил Пугачевой исполнять песню "Дежурный ангел". По личному указанию замминистра у всего оркестра под управлением Силантьева изъяли ноты этой композиции - на всякий случай: от этой певицы ведь всего можно ожидать, как в случае с "Королями".
... Алла спела несколько "разрешенных" песен. Зал не унимался, милиционеры кричали: "Еще!" "Дальше!" и даже "Бис!" Тогда Пугачева села за рояль и запела "Дежурного ангела".
"Какой же потом был скандал! - улыбается Гинзбург. - Меня вызвали телевизионные начальники и пытались вменить мне в вину эту "провокацию". Я объяснял, что находился далеко - за режиссерским пультом. Что, собственно, я мог сделать? Отключить трансляцию на всю страну?"

ОЛИМПИЯ

Алла вышагивала по номеру парижского отеля - взад-вперед. Доходила до окна - резко поворачивалась и двигалась в обратную сторону. Она заламывала руки и причитала:
- Ох, Господи, да за что мне это наказание? Ох, ну нельзя же так долго ждать... Женя, сколько там времени?
- Три часа, - отзывался Болдин из другой комнаты. - Аллочка, успокойся.
- Сам успокойся! Ох, да это же еще сколько времени ждать-то? Ой, нет, я с ума сойду... Да зачем я с огласилась на эту "Олимпию" идиотскую? Тоже мне Эдит Пиаф...
- Алла! - Болдин вошел, подтягивал узел галстука. - Ты мне три года зудела про эту "Олимпию" и теперь психуешь...
- Вот сам иди туда и пой! Тоже мне умник нашелся... Сколько там времени?
- Три минуты четвертого, - ответил Болдин, даже не глядя на часы
28 июня 1982 года Пугачева выступала в Париже, в зале "Олимпия" - самой престижной концертной площадке Франции. Шесть лет назад она уже выступала в этой стране - на международном фестивале МИД ЕМ в Каннах Алла спела "Арлекино". И тогда же, проезжая в Париже мимо "Олимпии", она вышла из машины, постояла перед входом и сказала, ни к кому не обращаясь:
- Вот здесь пела Пиаф... Боже мой... Теперь надо и мне.
... Мечта сбылась. Ее приглашал директор "Олимпии" Жан-Мишель Борис. Но этот галантный француз не знал, каких мук стоило "совьетской пьевице" добраться до Парижа.
Конечно, она много ездила за рубеж - по тогдашним, советским меркам - даже слишком много, слишком часто, слишком далеко - дальше соцстран. Но что предшествовало этим поездкам?
"Страшно вспомнить, - говорит Болдин. - Это выездные комиссии райкомов и Росконцерта. Это вынужденные мероприятия в нашем коллективе - раз в неделю политические занятия, для чего нам из райкома "спускалась" тематика. Нас заставляли знать какие-то совершенно ненужные вещи..."
Всю иррациональность общения с партийными органами перед выездами за рубеж описывали уже много раз, но для молодого читателя нелишне будет повторить, для чего воспользуемся отрывком из книги Ильи Резника:
"Если в концертные организации поступали деловые приглашения из-за рубежа, их зачастую прятали под сукно, потом как могли затягивали оформление документов, потом гоняли по выездным комиссиям, где, как правило, заседали въедливые функционеры:
- ... А назовите столицу Свазиленда!
- Мбабане!
- А кто Генсек компартии Гондураса?
- Ригоберто Пацилья Руш!
- А "Труд" чей орган?
- Орган? ВЦСПС.
- С какого года издается?
- ???
- Та-ак! Ну, а если на какой-нибудь стрит какой-нибудь иностранец обратится к вам с вопросом: "Кто руководил восстанием лионских ткачей в 1834 году?", что ответите?
- Э-ззз...
- Не стыдно? А еще собираетесь представлять Союз Советских Социалистических Республик за рубежом...
И каждый раз перед поездками Пугачева "теряла" кого-то из своих музыкантов: партийные и лубянские органы запросто не выпускали несколько человек за границу. Аргументы, что в урезанном составе (без бас-гитариста или без барабанщика) группа потеряет всякий смысл, не брались во внимание.
Каждый раз мы отбивали кого-то из музыкантов. И иногда нам приходилось общаться напрямую с высшими чинами КГБ. Алле часто помогал генерал Филипп Денисович Бобков - теперь-то об этом уже можно говорить.
Это было как в детективе. Мы ехали на площадь Дзержинского, останавливались у главного входа, из которого обычно никто не выходит. Милиция внизу уже была предупреждена, что сюда подъедут "Жигули" такого-то цвета и с таким-то номером. Кто-то выходил из дверей, встречал нас и провожал к Бобкову".
Кстати, о КГБ. Естественно во всех поездках Пугачеву с "Рециталом" сопровождал сотрудник компетентных органов. Болдину, как неизменному руководителю группы, всегда дав алея заместитель - с Лубянки.
"Это были разные люди, - вспоминает Евгений Борисович. - Многие из них по сей день работают в Службе Безопасности. Они писали отчеты о нашем пребывании за рубежом, чтобы оправдать свою поездку. Они, конечно, мешали нам, потому что после каждой поездки были обязаны о ком-то в своем отчете написать плохое. "Такой-то с переводчицей пошел в магазин и купил себе магнитофон. А другой на Кубе пел частушки с непристойным содержанием". После этого идешь и начинаешь объясняться.
Иногда Алла срывалась на этих кегебистов - мы же с ними все время общались, водку пили вместе.
Был у нас один кегебист, который все время напивался. Однажды он пошел куда-то, и я сказал нашим ребятам следить за ним. Чтобы вовремя его унести. И вот он нажрался до невменяемого состояния, и наши музыканты волокли его в гостиницу. Ведь если бы с ним что-то случилось, то досталось бы и нам".
Когда Алла должна была ехать в Западную Германию, чтобы выступить в Кельне, туда не пустили двух человек из "Рецитала". Перед caivibiivi концертом прямо на месте им подыскали замену. Алла нервничала, но настроена была решительно:
- Да хоть я вообще осталась бы без группы - все равно пойду и буду петь!
Во время концерта, когда в какой-то момент освещение сцены стало совсем скудным, чужие музыканты просто перестали играть, потому что не видели нот. А Пугачев а продолжала петь, словно ничего не случилось.
После концерта, покинув с ослепительной улыбкой сцену, она вбежала в гримерку, свалилась на стул. Прибежали музыканты, "прикрепленный" гебист, кто-то еще. Все обнялись и буквально рыдали.
И вот "Олимпия".
Ей сперва предлагали петь на французском. Она сказала:
- Я могу на французском, могу на английском и даже немецком, но какой в этом смысл? Мы же не просили "Бони М" петь по-русски...
Поэтому решили, что каждую песню переводчик будет предварять ее кратким содержанием.
Чуть ли не половину "Рецитала" опять не выпустили из СССР. Пришлось договариваться со здешними. Рекламы почему-то не было почти никакой.
Перед концертом Пугачева ходила за кулисами (она всегда перед тем, как выбежать на сцену, нервно ходит туда-сюда по прямой, встряхивая кистями рук) и бормотала:
- Ой, эта пытка никогда не кончится... Ох, ну скоро уже? Потом тихонько выглядывала сквозь щелочку в зал:
- Рассаживаются... Ох, ну как же долго они рассаживаются... Чего тянуть-то?
... Во время концерта, когда пела "Маэстро", она вдруг почувствовала, что еще чуть-чуть и - взмоет над огромным залом, раскинув руки. Уходя под овации со сцены, отпев вместо положенных двух часов - три, она произнесла фразу, которой как правило заканчивала выступления на родине:
- Если что-нибудь осталось в ваших сердцах, то большей награды я и не желаю! - и простилась на французский лад: "Адью".
После концерта она не могла спокойно сесть в своей гримерке: тут собралась разноязыкая толпа. Ее поздравляли, целовали, засыпали цветами.
Прибежал директор "Олимпии" Жан-Мишель Борис, сплясал на радостях "цыганочку" и потребовал тут же принести шампанское.
Через пару дней в Москве один известный композитор объявил во всеуслышание, что на Пугачеву в "Олимпии" было продано всего 53 билета. Позор!
Справедливость восстановила, как ни странно, главная телепрограмма страны "Время": там был показан репортаж из Парижа, и вся страна увидела, что Пугачева пела при полном аншлаге.
В том же году она еще выступала в Италии. Сначала в каком-то маленьком городе. Устроители концерта не хотели особо рисковать, приглашая никому не известную русскую певицу, поэтому для подстраховки в первом отделении пел какой-то местный кумир. Потом вышла она со словами: - Ну, голубчики, сейчас я вам покажу! После ее выступления тот итальянец стеснялся выходить на сцену для общего финального поклона.
"Я его вызываю: "Дружба народов!" - вспоминала Пугачева. - И он выходит - в своей бабочке, такой весь тоненький, такая конфетка, такая раковая шейка..." (Цитирую по статье Аполиковского "Олимпия" мимолетная" в "Ровеснике" за июнь 1983 года. Кстати, то был один из лучших "доперестроечных" материалов про Пугачеву. Именно здесь автор назвал ее "рыжей тяжелой кошкой".) Потом был концерт в римском зале "Олимпико" (просто некуда было деться от этой "символики" - в Москве репетиционная база Пугачевой находилась в спорт-комплексе "Олимпийский").
Здесь Аллу ожидала еще одна нервотрепка. Концерт начинался не в 19 часов, как везде принято, а в 21, как заведено в Италии. Но в это же время открываются и все вечерние бары.
В девять вечера в зале еще не было никого! Пугачева растерянно носилась за кулисами:
- Это полный провал! Нет, я сейчас побегу на улицу и сама буду за руку тащить сюда людей!
К половине десятого набралось уже ползала. Надо было начинать.
В конце выступления Алла вгляделась в зал и увидела, что он весь заполнен веселыми итальянцами. Оказывается, это в традиции у здешней публики - убегать посреди концерта и приводить своих друзей, если понравилось.
В 1982 году умер Аллин папа - Борис Михайлович. В тот момент рядом с ним не оказалось даже Зинаиды Архиповны - она отдыхала в санатории под Звенигородом.
Когда Алла узнала о смерти отца, с ней случилась настоящая истерика. Она редко когда говорила о Борисе Михайловиче - все больше о маме, но только самые близкие люди знали, как сильно она его любила. Своего веселого доброго папу...

СОВЕТ СУПЕРСТАР

- Ну, а что же это за название - "Пришла и говорю"? - председатель худсовета скривился. - Куда это вы пришли и что это такое вы; говорите?
- По-моему, ясно, куда я пришла и что я говорю. - Алла закурила. - Пришла к своему зрителю и пою для него.
- Ну так и скажите - по-человечески: Алла Пугачева поет для зрителя, для - там, не знаю - народа... А то слишком претенциозно получается.
- Но это еще и песня так называется - музыка Аллы Пугачевой, а слова, между прочим, Беллы Акмадуллиной.
- Ну, мы тут все уважаем и Аллу Ахатовну и вас, Белла... э-э... Борисовна. Но речь идет о большом концерте на много тысяч человек. Вас любит народ, значит вы должны чувствовать свою ответственность перед ним. Подумайте получше - было же удачное название "Монологи певицы" - в Париже с ним выступали. Ну поймите нас правильно, вы же не газета, извиняюсь, "Правда", чтобы прийти и так вот говорить.
После трехмесячных дискуссий с худсоветом название для новой программы удалось-таки отстоять.
Она шла со 2 по 17 июня 1984 года в спорткомплексе "Олимпийский". На всех шестнадцати музыкальных спектаклях огромная чаша стадиона забивалась до отказа. Сейчас, когда не каждая наша звезда может собрать полный зал "России" два концерта подряд, те аншлаги кажутся почти фантастичными.
Когда в 1981 году Пугачевой удалось сделать в "Олимпийском" свою репетиционную базу (до этого она обреталась во Дворце культуры АЗЛК в Текстильщиках), то самым главным условием со стороны администрации спорткомп-лекса было следующее - ежегодно проводить большие концерты. На том и порешили.
(Уже позже в "Олимпийском" будет оборудована студия "Алла", разместится офис фирмы "Алла", а потом еще и редакция журнала "Алла".)
В программе "Пришла и говорю" Пугачева решила все сделать сама - свои песни, своя режиссура, ну и, само собой, свой голос. Теперь, как ей казалось, она вплотную приблизилась к воплощению своей мечты - созданию Театра.
... За полгода до этого, в декабре 83-го ее пригласили выступить во МХАТе. (Тогда, напомню, он еще не "раздвоился".) Неизвестно, почему в эту интеллигентскую цитадель вдруг пригласили певицу, "работающую на потребу толпе" - то ли хотели феномен изучить поближе, то ли изысканно покуражиться Она пела два часа - без антракта.
Олег Ефремов, главный режиссер, потом признавался, что попал на это выступление случайно и был поражен, как мощно Пугачева работает с залом, как устанавливает контакт со зрителем.
А когда концерт закончился, в гримерку к уставшей Алле явилась целая делегация актеров театра во главе с величественной Ангелиной Степановой (тогда она была, помимо прочего, и парторгом МХАТа). Ангелина Осиповна, обращаясь к гостье, патетически провозгласила:
Да вы, милочка, отменная драматическая актриса! Вам надо играть! Играть!
Для нового шоу Алла Борисовна пригласила танцора и хореографа Бориса Моисеева. Впервые Моисеев увидел ее в начале 70-х в Каунасе, в ночном клубе "Орбита" (в Прибалтике уже тогда осмеливались делать ночные заведения по западному образцу). Алла тогда приехала к Кристине, которая жила у родителей Миколаса Орбакаса.
"Прошло время, - продолжает Моисеев. - Я уже имел хорошую карьеру - был главным балетмейстером Государственного балета Литовской ССР. Но эта "местечковость" меня раздражала, она не давала мне полет. И понимая, что выше мастера, чем Алла Пугачева, у нас нет, я решил, что надо быть с ней. (К тому же меня подгоняло мое тщеславие - быть популярным человеком и здесь, и за рубежом.) В 80-м году совершенно случайно я танцевал в Юрмале, в шоу, где, кстати, принимала участие и Лайма. Алла меня заметила. Она была там с Болдиным, Резником, его супругой Мунирой и Раймондом Паулсом. В силу какой-то моей экстравагантности они к Алле меня тогда подпустили, и я начал издалека, так, чтобы привлечь ее внимание. У меня тогда был такой номер "Синьор Ча-ча-ча" - я выходил, держа в зубах огромную розу. И вот я вышел с этой розой, поцеловал ее и бросил Алле на стол. Она так захотела поймать этот цветок, что только какая-то добрая случайность не позволила ей всем телом рухнуть на пол этого клуба.
Я думаю, она вспомнила ту каунасскую встречу. Потом ко мне подошел Болдин и сказал, что я очень понравился Алле, что она собирается делать новую программу... "Давайте созвонимся, может быть, так получится, что Алла пригласит вас работать в Москву". В это же время я получил приглашение от Паулса работать в шоу у Лаймы. Раймонд решил в то время потихоньку заниматься ее карьерой, ее репертуаром. Но как бы не была хороша, изящна и мила Лайма - это не Алла Пугачева. Алла - это неповторимое явление природы.
Моисеев перебрался в Москву, танцевал в заведениях для интуристов и терпеливо ждал приглашения от Пугачевой. Они уже подружились, и вскоре Борис даже ездил вместе с юной Кристиной отдыхать в Сочи. Зинаида Архиповна, у которой девочка по-прежнему жила, не могла выносить солнце подолгу: сразу давало себя знать больное сердце. Алла была все время занята, Болдин, естественно, тоже, так что Моисеев оказался самой надежной "нянькой".
"Я был молод, - говорит он, - и интересен для Кристины, потому что со мной можно было ходить на дискотеки и вообще веселиться. Я все время менял отели, чтобы ей было понятно, что такое отдых, что значит ни от кого и ни от чего не зависеть".
Творческий час Моисеева пробил, когда Пугачева начала ставить "Пришла и говорю". К этому моменту артист уже создал свое знаменитое трио "Экспрессия", и Алла непременно хотела видеть его в своей программе. Правда, скоро люди из Министерства культуры попросили ее убрать "это непонятное существо по фамилии Моисеев" из спектакля.
"Их раздражали его наряды, его жесты, его макияж, - пишет Полубояринова. - Ну и самое главное - им не давала покоя его отчетливо просматривавшаяся нетрадиционная сексуальная ориентация".
Пугачева никак не соглашалась избавиться от Моисеева. Она придумала выход из положения - заставила Бориса отрастить бороду, как очевидный признак мужественности. Тогда худсовет отстал.
(А Моисеев потом отплатит защитнице черной "неблагодарностью". Во время одного из концертов он настолько закружится в танце, что забудет сделать Пугачевой поддержку. Она откинется назад - на его предполагаемые руки - а их не будет. Певица просто упадет на сцену. О дальнейшей реакции Аллы Борис умалчивает.)
... Спектакль "Пришла и говорю" делался сложно. Проблемы были не только в пресловутом худсовете- в конце концов, люди там сидели в основном смышленые и понимали, что новая сольная программа звезды принесет колоссальные доходы. Но сама Алла была все время ч ем-то недовольна - до крика, до слез, до истерик.
Недели за две до сдачи она носилась по площадке "Олимпийского", чуть ли не вырывая на себе волосы, и завывала:
- Господи! Ни черта не готово! Ни черта не получается! Да зачем мне все это нужно? Да пропади оно пропадом! Нашли дуру - все тут делать самой!
- Алла, ты же сама так решила, - спокойно вмешивался в ее страстный монолог Болдин.
- Да, я решила, потому что думала, что остальные пятьдесят человек будут вкалывать также как и я! И что?! Где опять Моисеев?! Я спрашиваю, где Моисеев?! Опять опаздывает? Когда придет, скажите, чтобы сам взял вот ту веревку и удавился...
... В один из тех дней Моисеев оказался у нее дома на Горького. Алла сорванным на репетициях сипловатым голосом жаловалась на жизнь, на то, что спектакль разваливается. Что декорации делают невыносимо долго, что... И вдруг встала и сделала повелительный жест:
- Боряша! Одевайся.
- Зачем, Алусик?
- Пойдем в "Олимпийский"!
- Да подожди, сейчас Женя за нами заедет...
- Нет-нет, одевайся. Мы сами дойдем!
- Да как ты пойдешь по улице, ты что?!
Алла продолжала уже из прихожей:
- А я вот замотаюсь этим шарфом, темные очки нацеплю... Та-ак... Вот эту шапку дурацкую надену...
- Ой, что это? - воскликнула Люся, вернувшаяся из магазина.
- Тихо, Люся, - прикрикнула на нее хозяйка. - Алла Пугачева идет к народу.
- А-а, идет и говорит... - ехидно заметила Люся и отправилась с сумками на кухню.
Через пять минут они спустились вниз. Поклонники у подъезда даже не узнали Пугачеву. Посовещавшись, они решили, что это Моисеев приводил к Самой какую-то новую танцовщицу.
И так пешком от улицы Горького, какими-то переулками, они дошли до "Олимпийского". Всю дорогу они говорили, говорили. Алла вдруг стала совершенно спокойна.
"Я обалдел от этого похода, - улыбается Моисеев. - Потому что никогда столько не ходил. А она спокойно его перенесла - в каких-то смешных туфельках... И что-то после этого произошло. Алла вышла из кризиса, и, как сейчас помню, после этого дня у нее все пошло как по маслу: и декорации, и спектакль весь сложился; она уже точно знала, кто куда идет, где нужна та или иная мизансцена, где и какой свет".
... На все 16 спектаклей "Пришла и говорю" билеты были распроданы задолго до премьеры.
В том же году, осенью, она снималась сразу в двух фильмах - сначала в "Сезоне чудес", где, правда, пела лишь две песни, а потом в собственном - "Пришла и говорю".
На съемки пугачевских музыкальных сцен в "Сезоне чудес" тогда в город Черкассы отправился Артем Троицкий, музыкальный журналист, который скоро станет добрым приятелем Аллы. (Их взаимная благорасположенность исчерпается в 1996 году, но об этом - Дальше.) В те сентябрьские дни Троицкий вел полудневниковые записи, два маленьких отрывка из которых я приведу, как любопытные свидетельства заинтересованного очевидца.
"... Так, отличный костюмчик сообразила себе для съемок тетя Алла. Красные "лосины", белые сапожки, красный шарф, белая майка с собственным изображением (шведский импорт), серый пиджак. Песня "Робинзон". Неоглядный кордебалет вяловато повторяет движения хореографа Бориса Моисеева. Пассивность хлопцев и девчат истомила Пугачеву. Она выскакивает на плац сама и показывает, как надо танцевать".
"... Мы поехали обедать. Недалеко. Уставшие и голодные, все сидят молча. Директор ансамбля (Евгений Болдин - примеч. авт.) скаламбурил: "Обед молчания!" Тут начинает выступать растроганный кинорежиссер Хилькевич: "Я давний поклонник. Я сам бы побежал за автографом. Я слышал о вас столько ужасов. Что с вами невозможно работать. Что вы грубы. Резки и обидчивы. Все ложь, обман. Вы покладисты и восхитительны". Прожевав котлету, Пугачева пробурчала: "Никому не говорите об этом. Пусть боятся!"
В октябре того же года ее пригласили в Стокгольм - записывать альбом на английском языке.
"Была такая фирма "Уорлд рекордз мьюзик", - говорит Болдин. - Ее учредили шведы специально для того, чтобы в скандинавских странах выпускать пластинки Аллы, организовывать ее концерты.
Успех Пугачевой в Швеции и Финляндии с трудом поддается разумному объяснению: там не хуже, чем в остальной Европе, развита музыкальная индустрия, и певица из России, с плохим английским, им вроде бы ни к чему. Тем не менее ее там называли не иначе, как "Совьет суперстар", и, между прочим, так же будет назван шведский альбом Аллы.
А незадолго до этого два участника квартета "АББА" - Бенни Андерсон и Бьорн Ульвеус предложили Пугачевой партию в своей новой рок-опере "Шахматы". (Кстати, либретто оперы написал легендарный Тим Раис, прославившийся на весь мир еще в 1970 году текстами к рок-опере "Jesus Christ Superstars.) Специально для этого Бенни и Бьорн со своим менеджером приезжали в Москву, к нашей суперстар, и они провели вместе несколько дней.
"Как-то мы сидели у нас дома, - вспоминает Бодцин. - Были шведы, американцы и мы. Все немного выпили, развеселились, и кто-то предложил исполнить гимны своих стран. Сначала спели шведы. Потом асериканцы. А потом Резник, Алла, Кристина и я стали петь свой и больше одного куплета не могли вспомнить. Кое-как нам помогла выйти из положения Кристина, которая не так давно разучивала гимн СССР в школе". От лестного предложения шведов Алла отказалась. Дело в том, что ей предстояло бы петь партию жены советского шахматиста, который остался за рубежом. Кроме того, для этой работы Пугачева должна была уехать из страны почти на год.
"Можно себе представить реакцию комитета госбезопасности, - резюмирует Болдин. - Мы понимали, что не стоит и пытаться".

ПАРОМЩИЦА

“Президиум Верховного Совета РСФСР за заслуги в области советского музыкального искусства присвоил почетное звание “Народной артистки РСФСР” Пугачевой Алле Борисовне - солистке государственного концертно-гастрольного объединения РСФСР (Росконцерт)”.
Многие склонны считать, что своими высокими званиями Пугачева обязана Горбачеву и его ближайшему окружению, но в данном случае это не так: до прихода Михаила Сергеевича к власти оставалось еще два месяца. Она стала “народной” II января 1985 года - еще при Черненко, так сказать.
“Алла абсолютно спокойно это восприняла, - вспоминает Борис Моисеев. - Не было никаких бурных эмоций, никакого, там, грандиозного застолья - она приняла это как должное. Мы очень гордились, ведь в действительности она была уже давно народной артисткой. Конечно, было некоторое недоумение, почему она, реальная звезда номер один, получала это звание после, скажем, Софии Ротару. (Хотя у Аллы - я знаю - никогда не было никакой зависти или злости по отношению к Ротару.) Я как-то спросил: “Алла, может, мне уже дадут звание? Все-таки такой сделал фильм и не один спектакль...” Она ответила: “Никогда не думай об этом, довольствуйся тем, что ты имеешь сегодня”.
В одном из “юбилейных” интервью, которое Алла Борисовна дала сразу после присвоения ей нового звания, она говорила о своем Театре:
- Театр уже есть, осталось обрести стены. Теперь, кажется, вырисовываются и они. Скорее всего это будет Зеркальный зал театра “Эрмитаж”. Там, правда, предстоит многое переоборудовать, а уж потом создавать театр эстрадной песни.
Это помещение Мосгорисполком выделил для Театра Пугачевой еще в предыдущим году. Она тогда была почти счастлива и не ведала, что здесь никогда не будет ее Театра, а будут новые старые стены, старые обещания новых властей...
(Незадолго до этого Алла Борисовна, впрочем, увидела законченный “Театр Аллы Пугачевой”, но то был лишь спектакль театра-студии “На Юго-Западе”. Музыкальная буффонада. Алла загибалась от хохота весь спектакль, и зрители в этом тесном подвальном зальчике, выкрашенном черной краской, не знали, куда им смотреть - на сцену или на Пугачеву. После спектакля дорогая гостья выскочила на сцену и даже спела песню вместе с артисткой, изображавшей в постановке ее.)
И в те же январские дни 1985 года из Финляндии, чей народ продолжал беззаветно любить русскую певицу, прилетела удивительная новость. О том, что скоро в финском порту Котка должен быть спущен на воду паром “Алла” (правда, в нашей прессе его настойчиво именовали “теплоходом”).
“Никогда бы не поверила, что такое возможно, - сказ ала тогда Пугачева. - Но вот получила официальное приглашение стать “крестной матерью” судна. Прекрасно понимаю, что мое имя - всего лишь пароль советской песни, которую знают и любят во всем мире как вестницу дружбы, надежды, доброй воли”.
Но очень скоро “крестную мать” вызвали в Министерство культуры, где замминистра довольно строго сообщил Алле Борисовне, что “партия и правительство категорически против того, чтобы в зарубежной стране - к тому же капиталистической -что-то называли именем советской певицы).
Пугачевой ничего не оставалось делать, как согласиться с мнением партии и правительства. Тут же в дружественную страну было отправлено соответствующее официальное заявление. Зато доставленный тогда из Финляндии красиво оформленный документ о присвоении ее имени судну до сих пор хранится у Аллы Борисовны дома.
“Паромщицы” из нее не получилось. Оставались петь про “Паромщика”.
Правда, вскоре некоторым утешением для певицы послужил выход на экраны музыкального фильма “Пришла и говорю”. С нею в главной роли.
Режиссером фильма стал Наум Ардашников, до этого более известный как оператор.
Год назад его вызвал к себе в кабинет директор “Мосфильма” Сизов и сообщил:
- Будешь снимать фильм про Пугачеву.
- Про кого? - Ардашникову показалось, что он ослышался.
- Про Аллу Пугачеву.
- Минуточку. А чей сценарий, кто актеры, где...
- Подсуетись.
“Мосфильму” тогда очень требовался фильм с хорошими кассовыми сборами. В меру лиричный. В меру драматичный. В меру смешной. В меру большой. Что-то вроде киношлягера “Москва слезам не верит”.
Кто-то подсказал имя Пугачевой. Действительно, эта женщина, которая поет, могла собрать миллионы.
“Мосфильм” уговорил ее. Да, теперь уже не Алла Борисовна улыбалась режиссерам, а руководство киностудии просило ее соизволения.
“У меня была большая проблема с тем, чтобы уговорить ее сниматься, - вспоминает Наум Михайлович Ардашников. - Полгода мне понадобилось, чтобы начать работать с Аллой. Я ездил с ней на гастроли, ходил на ее концерты...”
Одному известному сценаристу был заказан сценарий. Тот очень долго ходил за Пугачевой и “писал с натуры”. В конце концов сценарист почти влюбился в обаятельный объект своего исследевания, но Алле Борисовне сценарий категорически не понравился, поскольку получилась мелодрама, в чем-то повторявшая сюжетные ходы “Женщины”.
Тогда она сама посоветовала использовать литературные способности Ильи Резника. Ей это было удобно и с чисто бытовой точки зрения, потому что тогда Резник, перебравшийся с семьей из Ленинграда в Москву, жил у нее. Свой сценарист в соседней комнате - замечательное условие для творческой работы. Будущий фильм получил название “Алла”.
“Вообще сценарий тут был достаточно условный, - говорит Ардашников. - Мы сели втроем - Алла, Резник, я - и за три вечера его придумали. Но потом на ходу мы его еще очень сильно меняли”.
Так, например, в сценарии никак не фигурировали заграничные сюжеты. Но как раз во время съемок, в декабре 1984 года Пугачева должна была ехать в Финляндию, чтобы получить награду “Золотой диск” за успешно разошедшийся тираж своего “скандинавского” альбома “Soviet Superstar”. Тогда решили использовать ее выезд за рубеж с максимальной пользой. И там сняли кадры для песни “Окраина”.
“Принимали ее в Финляндии фантастически!” - восклицает Ардашников.
“Там был момент, - пишет Полубояринова, - когда съемочную группу во главе с Аллой пригласили прокатиться на пароме, курсировавшем по Балтийскому морю. (Не тогда ли финны и решили присвоить имя русской звезды своему судну? - Примеч. авт.) Утром Пугачева вышла из каюты и увидела, что над паромом завис маленький вертолет. Она с интересом наблюдала, как вертолетик спустился на самую палубу, и из него вальяжно вышла какая-то девица. Алла спросила, кто это, и ей назвали имя молодой шведской певицы. Тут настроение Пугачевой резко испортилось:
- Эти буржуи не могут без своих понтов обойтись!
Но сцена с вертолетом настолько поразила ее воображение, что потом в новом фильме появилась сценка - она выходит из вертолета на палубу”.
Подобным случайным образом в фильме еще много чего появлялось и исчезало. Например, Пугачева как-то решила задействовать “Жекусю” Болдина, и в паре сцен он действительно промелькнул - то в наряде тореадора, то в массовке - с приклеенной бородкой и усами. Зато на стадии монтажа исчез целый эпизод со Жванецким - когда они вдвоем с Аллой сидят и беседуют. (Михаила Михайловича с Пугачевой уже давно связывали самые теплые отношения.)
Конечно, Алла Борисовна никак не довольствовалась участью поющей героини.
“Она была сразу всем, - улыбается Ардашников. - Продюсером, режиссером, гримером, директором...”
Как-то на съемках в “Олимпийском” подошли пожарные и запретили работать ввиду очевидной огнеопасности мероприятия. (Советские пожарные были сказочно “страшными” людьми, настоящими церберами. Работники искусств боялись их подчас больше, чем худсовета. Пожарные могли запретить все, что угодно, если подозревали самую мизерную возможность возгорания чего-либо.) Никто, даже сам Болдин, не мог с ними договориться. Но Пугачева оказалась сильнее огненной стихии. Она укротила пожарных.
Весь фильм по сути дела представлял собой набор музыкальных клипов. Тогда это слово, естественно, еще не было в употреблении, хотя в программе “Утренняя почта” уже возникали первые кустарные произведения такого рода - трогательные, но унылые.
Собственно, за это отсутствие видимого сюжета фильм потом и будут отчаянно бранить критики, как, впрочем, и многие зрители.
Алла очень хотела каким-то образом задействовать в этой картине свою маму. Она придумала следующий ход. Ею была написана песня “Иван Иваныч”- о некоем веселом старикане, бывшем фронтовике. Эпизод с этой песней снимался дома у Зинаиды Архиповны в Кузьминках, куда специально собрали знакомых ветеранов. (Там, кстати, фигурировал и Яков Захарович Карасик, легендарный человек из Росконцерта, который позже станет заместителем Болдина в Театре песни.)
Зинаида Архиповна встретила съемочную группу как близких родственников, напекла пирогов, просила, чтобы не стеснялись и делали все, что нужно. Она послушно выполняла указания дочки - садилась, вставала, смеялась, подпевала, пускалась в пляс.
... Когда руководство Госкино прослышало, что новый фильм будет называться “Алла”, то сразу наложило запрет: какая еще Алла, что за западные штучки?
Тогда Пугачева дала картине то же название, что и своей недавней сольной программе - “Пришла и говорю”. Причем если год назад и оно вызывало кислую мину у худсовета, то теперь показалось недурным.
Этот фильм стал рекордсменом кассовых сборов, собрав тридцать миллионов зрителей, так что ставка киностудии оправдалась- да еще с какими дивидендами!
... Когда Пугачеву кто-то спросил, почему она не хочет, наконец, поработать с известным, сильным режиссером, Алла Борисовна ответила:
- У меня есть один на примете, но я его пока придерживаю.
- Это кто же?
- Я.
В том же 1985 году Алла Борисовна пережила такое приятное потрясение, как изменение ее концертной ставки. Оно не было непосредственно связано с новым званием, хотя в специальных анкетах для тарификационной комиссии Минкульта вписывались все титулы и награды.
Эта самая комиссия тогда определила в качестве максимальной концертной ставки 225 рублей - сумму по тем временам значительную. Ее удостоились лишь Магомаев, Зыкина, Кобзон, всего шесть человек Пугачева в этом благодатном списке сперва не значилась.
Соответствующее письмо уже лежало у секретаря министра культуры, который собирался нести его на подпись шефу.
В этот момент в приемную вошел слегка запыхавшийся Евгений Болдин и с чрезвычайно важным видом сообщил, что председатель Тарификационной комиссии забыл вписать в бумагу кое-какие мелочи. Как опытный дипломат и хитроумный менеджер Болдин уже давно завел в нужных учреждениях почти панибратские отношения со всеми секретарями, бухгалтерами и дамами из отделов кадров. Он-то превосходно знал, какую судьбоносную роль могут иной раз сыграть зги скромные служащие.
В данном случае именно так и получилось. Секретарь, в нарушение всех должностных инструкций, выдал Евгению Борисовичу документ, и тот немедленно понес его обратно в комиссию. Когда Болдин вежливо осведомился у председателя комиссии, почему же в списке не фигурирует Пугачева, тот виновато заулыбался, стал ссылаться на загруженность, на мороку в связи с новыми партийными веяниями... После чего, укоряя себя за невольную забывчивость, внес имя Пугачевой в письмо - под счастливым номером семь. Министр все мгновенно “подмахнул”.
“Когда вечером этого же дня, - заключает свой рассказ Болдин, - Алла узнала, что ей присвоили новую ставку, она даже всплакнула”.
Сколь удивительным это не покажется, но до 1985 года Пугачева и Болдин спокойно жили, не “оформляя” своих отношений. Алла Борисовна теперь, после предыдущих браков и романов, видимо, предпочитала обходиться без формальностей - если это было возможно. Болдин тоже не торопился в ЗАГС, тем более, что опыт брачных отношений он уже имел. Кстати, его дочь была практически ровесницей Кристины.
“Я занимался воспитанием Кристины больше, чем своей дочери, - замечает Евгений Борисович - Ее надо было отвезти в музыкальную школу, привезти из музыкальной школы... То есть, по сути, играл роль папы. А настоящего ее отца я, как ни странно, никогда не видел”.
Однако благоденствие незаконных уз не могло тянуться очень долго. Но чтобы перейти к рассказу о тайной свадьбе Пугачевой и Болдина, необходимо вывести на сцену еще один персонаж, который и так уже засиделся за кулисами повествования.
Иван Иванович Садик был первым секретарем Октябрьского райкома КПСС - того райкома, с которым постоянно приходилось иметь дело Болдину и Алле. Дорога за рубеж, скажем, всегда лежала через кабинет Садика.
“Ему доставляло особое удовольствие разговаривать с Пугачевой свысока, - вспоминает Болдин. - Поучать ее... При том, что он был даже моложе Аллы. Такая падла...”
Рассказывая о Садике, Октябрьском райкоме, парторганизации Росконцерта, Болдин разве что не матерится; по его лицу про бегают тени.
“Когда мы ложились спать после общения с нашими коммунистами, то с наслаждением представляли, как душим весь этот райком, всю партячейку Росконцерта. Это все, что мы могли сделать... Ощущение полного бессилия. С 1978 года до основательной перестройки длился период какой-то жуткой борьбы - с бетонной стеной и мыльным пузырем одновременно”, - говорит он.
После очередной “экзекуции” в кабинете Садика Алла как-то выбежала в коридор (чистенький и гулкий райкомовский коридор, с фикусами и референтами, шныряющими как мышки из двери в дверь) и закричала:
- Нет, вы посмотрите! Посмотрите на этого человека! На этого вашего Ивана Ивановича! Идите все сюда и смотрите! Первый, черт побери, секретарь!
Из кабинетов начали выглядывать испуганные лица, а Алла продолжала:
- Да-да, это я, Пугачева! Идите-ка все посмотреть, как этот... секретарь издевается надо мной! Идите!
Но еще до того, как отношения с Садиком были окончательно испорчены, Пугачева - то ли из куража, то ли вполне искренне - поинтересовалась у Ивана Ивановича:
- А как насчет того, чтобы мне вступить в партию?
Садик улыбнулся и сказал, что приветствует это ответственное решение певицы. (При этом внутренне он безудержно ликовал: еще бы! Загнать в ряды партии саму Пугачеву! Он уже чуть ли на приеме у секретаря МГК КПСС себя представлял. Как тот жмет ему руку и благодарит за честное и бескорыстное служение, а там, глядишь, и...) Иван Иванович тут же пригласил своего зама по оргвопросам и, широким жестом указав на Пугачеву, сообщил о ее решении. Заместитель, неумный партийный функционер, строго взглянул на артистку:
- Но вы понимаете, Алла Борисовна, что после вступления в партию вам придется исполнять другие песни?
- Да-а? Ох, ну извините, тогда я еще не достойна. Других песен пока петь не могу. Садик дождался, пока Пугачева покинет его кабинет и набросился на идейного зама:
- Кто тебя за язык тянул?! Сначала надо было ее в партию принять, а уж потом условия выдвигать!
И именно Садик стал невольным инициатором бракосочетания Пугачевой и Болдина.
Кто-то прислал в Октябрьский райком гнусное письмецо о. недостойном моральном облике Евгения Борисовича Болдина. Это случилось накануне очередного отъезда на зарубежные гастроли и сразу повлекло за собой очевидные проблемы.
Садик пригласил Аллу Борисовну и завел с нею утомительную беседу на нравственные темы, которую увенчивал тезис о том, что нехорошо на гастролях поселяться в одном номере мужчине и женщине, которые не состоят в брачных отношениях.
- Почему это? - возмутилась Пугачева - Мы состоим. У нас гражданский брак. Такие ведь тоже есть.
- Они, конечно, есть, - развел руками Садик, - но не для таких как вы, Алла Борисовна. Вы же популярная артистка. На вас смотрит наша молодежь. В данном случае вы показываете ей не самый лучший пример. Мне уже звонят - сверху, спрашивают, что это там Пугачева вытворяет, говорят, что Болдина нельзя выпускать за границу.
- Как же это нельзя - он у нас руководитель группы!
- Ну можно ведь и другого найти руководителя...
- Так, понятно, - Пугачева встала - Я еще вернусь!
Она приехала домой и с порога закричала: - Жекуся! Собирайся. Идем жениться!
- Ты с ума сошла, что ли? Жили себе спокойно пять лет...
... Через час они уже были в ЗАГСе - причем даже со свидетелями - кого успели найти.
Их расписали сразу - что, конечно, противоречило закону - но как не сделать одолжение самой Пугачевой? Директриса ЗАГСа любезно произвела церемонию прямо в своем кабинете - без лишних слов, обмена кольцами и оркестра.
На следующий день Алла Борисовна влетела в кабинет к Садику и буквально бросила ему на стол свидетельство о браке:
- Все. Мы с Болдиным муж и жена. И отличный пример для молодежи. Подписывайте документы для поездки.
... Евгений Борисович, хотя бросил курить, попросил у меня сигарету и задумчиво произнес: - Может, именно то, что мы поставили печати в паспортах, в дальнейшем сыграло в наших отношениях печальную роль.

РОК-Н-РОЛЛ

В марте 1985 года Алла Борисовна приехала на Третий ленинградский рок-фестиваль. По совету и в сопровождении своего доброго приятеля Артема Троицкого.
Они тесно познакомились в предыдущем 1984 году во время съемок фильма “Сезон чудес”, о чем Троицкий даже написал полухронику, полузссе, опубликованном позже в журнале “Алла”. (Пугачева вообще; надо заметить, обладает волшебной способностью вдохновлять журналистов на немедленное создание очерков, статей, эссе о своей персоне даже после полуминутного общения. Это не раз ощущал и ваш покорный слуга.)
То было время блаженства наших рокеров: с одной стороны, власти все еще пытались их утихомирить, что придавало всему их хмельному и разгульному существованию необходимый привкус борьбы с ненавистным “совком”, но с другой -они уже удостоились почти полной легализации: спокойно носили свои тексты куда следует для “литовок” (т.е. цензурных разрешений), проводили концерты и фестивали.
Алла Борисовна долгое время следила за всеми этими процессами с настороженным интересом Ее саму и до этого и особенно потом с настойчивой регулярностью спрашивали, почему она не поет рок. Пугачева давала самые разнообразные ответы, но скоро и ей придется ненадолго стать “Совьет рок-стар” - но за границей, о чем речь позже.
“Я тогда выполнял роль своеобразного связующего звена, - вспоминает Артем Троицкий. - Между Аллой и рок-н-ролльной “тусовкой”.
Рок-фестиваль продолжался три дня, и в каждый из них выступало по несколько групп. Понятно, что Алле Борисовне было бы нелегко высиживать по много часов среди бушующей молодежи. Но ее спутник Артем, знавший репертуар всех задорных команд не понаслышке, давал свои рекомендации, какие именно выступления следует посещать.
“Аллу тогда очень интересовал Гребенщиков, - продолжает Троицкий, - поэтому она пришла на концерт “Аквариума” и очень внимательно следила за их выступлением. Ей тогда страшно понравился Лялин, гитарист группы, и потом Алла даже предлагала ему перейти в “Рецитал”.
На том же фестивале впервые громко заявила о себе группа “Алиса” - с новым солистом, худеньким юношей Костей Кинчевым. Он сразу приглянулся Пугачевой.
... Спустя десять лет, когда в редакции журнала “Алла” встанет вопрос, о ком из российских рокеров надо бы написать в первую очередь, Пугачева сразу скажет:
- О Кинчеве! Давайте мне Кинчева! Я его очень люблю!
Интересно, что и тот ответит взаимностью эстрадной звезде. Мятежный Кинчев, кумир подростков-анархистов, будет ходить на концерты к Алле Борисовне.
Троицкий познакомил Пугачеву и с Кинчевым, и с рок-бардом Александром Башлачевым Последний, по словам Артема, “относился к ней очень уважительно”.
Вся эта компания не раз приезжала к Алле Борисовне домой, где проводила в гостях у звезды целые вечера Троицкий, например, с удовольствием вспоминает такую сцену:
“Башлачев пел свою длинную, “шаманскую” песню. Мы с Костей сидели на полу, скрестив ноги и били в бубенцы. Зрелище было великолепное Алла тогда очень сильно “завелась” от этого концерта...”
Болдин, правда, не разделял всеобщего упоения, лишь время от времени заглядывал в комнату и снисходительно улыбался.
Кинчев впоследствии неоднократно сам приходил в гости к Алле Борисовне.
(Когда в 198S году Александр Башлачев погибнет, выбросившись из окна, Пугачева с Резником попытается написать песню “Самоубийца”:
... Дал жестокий урок
рок-н-ролльный пророк.
Но дальнейшая ее судьба неизвестна.) Троицкий рассказал своей звездной подруге и о странноватой, по невероятно талантливой девушке по имени Жанна Агузарова, солистке молодой московской групы “Браво”. Когда Алла изъявила желание с ней познакомиться, то Артем с грустью поведал, что сейчас это никак невозможно: Жанна пребывала в ссылке.
(В марте 1984 года во время одного из концертов на окраине Москвы ворвавшаяся милиция арестовала всю группу “Браво” во главе с ее лидером Евгением Хавтаном. Музыкантов после составления протокола отпустили, а солистке Жанне Агузаровой предъявили обвинение в нарушении паспортного режима и подделке документов. Дело в том, что у нее был обнаружен паспорт на имя некоего гражданина Дании Ивона Андерса - причем имя Ивон кустарным способом было переправлено на Ивонна. После этого Агузарову полтора года держали то в Бутырской тюрьме, то в НИИ судебной психиатрии им. Сербского. В конце концов ее признали невменяемой и отправили к родителям в Тюменскую область, где Жанна жила до 1986 года, пока вновь не вернулась в Москву и в “Браво”.)
Тогда они и познакомятся, Пугачева начнет ей помогать (не боясь, межцу прочим, соперничества со стороны юного таланта), и Агузарова даже споет песню, мелодию которой сочинила Алла. Слова напишет Резник:
В городе моем
Улицы пусты...
Жанна так и будет говорить, что эту песню ей подарили “тетя Алла” и “дядя Илюша”.
(А Пугачева все-таки вернется к первоначальному варианту - “Три счастливых дня”. Редкий случай, когда становится популярной одна и та же мелодия, но с разными словами.)
Позже Алла Борисовна заведет знакомство и с “Наутилусом Помпилиусом”. В 1988 году именно на ее студии они записали свой альбом “Князь тишины”, где в одной песне “Доктор твоего тела” она - Алла Пугачева! - подпела Вячеславу Бутусову вторым голосом.
Перед Московским фестивалем молодежи и студентов 1985 года в столицу приехал западногерманский менеджер. Он встретился с Пугачевой, чтобы провести переговоры о совместных концертах с немецким рок-музыкантом Удо Линденбергом.
“Ему это было очень выгодно, - замечает Болдин, - потому что Удо тут никто не знал”.
Линденберг и Пугачева действительно выступили вместе - с огромным, разумеется, успехом. Потом пришло время зарубежной стороне проявить ответную любезность: Аллу Борисовну пригласили поработать в Германии - с тем же Линденбергом. Специально по такому случаю даже была написана песня “Москоу рок”.
Когда на первом концерте в ФРГ Линденберг представил певицу из Советского союза, немецкая молодежь засвистела и стала швырять на сцену банки из-под пива, демонстрируя тем самым свою неприязнь к “красным”. Пугачева будто бы не замечала этого, хотя Удо пришлось даже утихомиривать публику. Кроме того, никто из его музыкантов не знал ни одной пугачевской вещи, и она сказала, чтобы они играли что угодно, только поскорей.
“И я на нервной почве запела Бог знает что. Но с кайфом! Но с большим кайфом!” - скажет она позже.
А в начале 1986 Алла Борисовна познакомится в Ленинграде с Владимиром Кузьминым.
"Кузьмин уже - был известным музыкантом. С 1979 года он исполнял эстрадный вариант рок-н-ролла - в союзе с Александром Барыкиным в rpyппе “Карнавал”; - потом, в 1982 году, поссорившись с Барыкиным, собрал свой коллектив “Динамик”, где уже был безраздельным лидером. (Кузьмин тогда хотел оставить название “Карнавал” себе, но Барыкин отвоевал это право судебным порядком.) Кузьмин, в принципе, достоин звания “человека-оркестра”: он играет на скрипке, флейте, саксофоне. Поет, как известно, тоже сам. Но прославился все-таки как гитарист.
Как-то Александр Кальянов, зная увлечение Пугачевой рок-н-роллом, принес ей записи “Динамика”. Алла Борисовна послушала и сказала:
- Надо бы мне взглянуть на этого Кузьмина. Он ведь где-то выступает? Выяснилось, что на днях, в Ленинграде. Алла Борисовна приехала туда, послушала и посмотрела. После концерта она нашла за кулисами взмокшего Кузьмина.
В последующие несколько дней Пугачева всюду таскала его за собой буквально за руку и все время что-то говорила, говорила, не отрывая глаз. Это была романтика, достойная западных киномелодрам - ужин при свечах, катание по ночному заснеженному городу, шепот в темноте.
Это время пугачевские музыканты окрестили “Африкой”: потому что гуляли “по-черному”.
А потом, когда “Динамик” запретили, Алла спросила у Кузьмина: “Ну что, будешь работать со мной?”
- Как работать? - не понял Володя, оторопевший от того, что перед ним стоит Алла Пугачева.
- Как работать? - Алла Борисовна усмехнулась и обернулась к окружающим. - Как Владимир Кузьмин, я полагаю...
... Тот быстро согласился, может, даже быстрее, чем следовало бы: хотя бы из артистического кокетства стоило выдержать паузу. Но предложение звезды оказалось сейчас для него очень кстати. Кузьмин никак не мог добиться для себя достойного статуса “Динамик” числился то в Тульской, то в Калмыцкой филармонии, а одно время вообще работал от Ташкентского цирка...
Алла Борисовна в обмен на эти вольные мытарства предлагала сразу многое -новые инструменты, запись в своей студии, постоянные концерты (где Кузьмину бы отдавалось несколько сольных номеров!), хорошие, заранее определенные гонорары, поездки за рубеж, а главное - безмятежное существование за крепкими плечами пугачевских администраторов. Грех было не согласиться.
Так начался недолгий период в жизни Аллы Борисовны, который язвительный Раймонд Паулс назвал “молодежным”. Так начался знаменитый роман гитариста и певицы, “двух звезд”.
“На гастролях, - пишет Полубояринова, - Алла теперь все время оказывалась с Кузьминым - в автобусах, поездах, гостиницах. Ситуация получалась двусмысленной, поскольку Болдин тоже всегда находился вблизи. Он не жаловал Володю и на какое-то время отправился жить в свою новую квартиру, которую Пугачева выхлопотала для него в Моссовете. Поклонники с интересом наблюдали, как из знаменитого подъезда на улице Горького их Алла теперь выходила в сопровождении Кузьмина. Но Болдин лишний раз дал всем окружающим повод уважать себя: никто никогда не слышал, чтобы он не то что устраивал жене скандалы - вообще сказал хоть слово по поводу этого мучительного для него “треугольника”. Евгений Борисович многих удивлял своим “нордическим” темпераментом. Сколько раз Алла в раздражении принималась язвить в его адрес, зло и подолгу - Болдин или молчал, или хладнокровно продолжал начатую речь.
Когда кто-то попытался ему сочувствовать, он ответил в том духе, что их с Аллой связывает нечто большее, чем супружеские узы - а именно, отношения артиста и менеджера Найти хорошего мужа куда легче, чем родного директора”.
Кузьмин выпустил два сольных альбома, один из которых вполне символично был назван “Моя любовь”.
“Пугачева, по сути, была в то время моим продюсером, - признает Владимир. - Обсуждала со мной аранжировки, нюансы исполнения, придумывала образ, костюмы”.
Собственно образ и костюмы самой Аллы Борисовны тогда тоже сильно изменились. Она стала носить черные кожаные куртки в рок-н-ролльном стиле, металлические пояса и браслеты..
В одном из тогдашних интервью она говорила: - Я буквально сдерживаю себя от нахлынувших идей и эмоций. Не знаю, будет ли все это ощущаться в моей новой программе, которую я покажу зрителям в этом году. но то, что я стала реактивней, думаю, вы почувствуете...
И там же, рассказывая о недавних гастролях по хорошо знакомым Швеции и Финляндии, радостно сообщала:
- Для Кузьмина это первая поездка по этим странам. Он, кстати, имел огромный успех, когда исполнил несколько своих песен на английском языке.
В тот же период Пугачева и Кузьмин записали целый альбом под рабочим наименованием “Он, она и дождь”. Это было, как выразились бы критики, концептуальное произведение: все песни отбирались и выстраивались таким образом, что бы просвечивала некая сюжетная линия - взаимоотношения двух влюбленных.
Но тогда альбом так и не был издан, зато пара вещей с него стали шлягерами сами по себе, как, например, пресловутая песня “Две звезды”, написанная, кстати, не Аллой и не Володей, а Игорем Николаевым. А все пленки с записями хранились у Кузьмина. (Только в наши дни этот альбом, но под другим названием был издан фирмой “Союз”.)
В начале 1987 года советские люди с удовольствием начали обмениваться слухами о том, что Пугачева вышла за Кузьмина замуж, что их свадьба три дня гремела в ресторане “Континенталь” и что совсем скоро у них появится маленький. (О наличии реального мужа, Болдина, широкие массы и не догадывались.)
Но никакого “маленького” не появилось. Если не считать веселого пуделька, который достался Алле Борисовне от танцовщицы трио “Экспрессия” и которого она нарекла Кузей. Болдин был очень недоволен этой кличкой и просил заменить на другую.
“Хорошо, - сказала Пугачева. - Я назову его Жекусей”.
Болдину пришлось смириться. Спустя семь лет Пугачева заметит в одном откровенном интервью: “Кузьмин сделал наши отношения честнее и крепче”.
(Впоследствии выяснилось, что пуделек вовсе не мальчик, как уверяли Аллу Борисовну, а девочка. Тогда Кузю стали звать Кузиной.)
Вскоре приближенные Пугачевой заподозрили, что роман с Володей исчерпывается: кто-то видел огромный список “отступного”, предоставляемого Аллой Борисовной Кузьмину. В нем фигурировала и квартира, и машина, и договор на рекламу и еще много чего.
“Пугачевой, - замечает Полубояринова, - было проще предоставить все это, чем долго выяснять отношения”.
Но, к сожаленью, звезды не люди.
Крыльев им не дано.
В небе высоком снова родиться
Звездам не суждено...
А в один прекрасный день поклонники, которые вечно толпились у ее дома, наблюдали, как звезда в ярости выбрасывает из квартиры на лестницу кузьминские вещи”.